свое развитие в бесперспективных обстоятельствах, а в итоге оказавшихся более сносными местами для жизни, чем большинство городов континента. Короче, я говорю о проекте «Бережливость» во всемирном масштабе, прекращении не оправдавшего себя эксперимента, на организацию которого выброшено слишком много средств.

Фримен надолго задумался.

— Допустим, я признаю, что вы правы или отчасти правы. Чего бы вы хотели от меня?

— Для начала вы могли бы освободить меня и Кейт.

Повисла напряженная пауза. Наконец Фримен принял решение, залпом допил бокал, поднялся и достал из бокового кармана пиджака умещающуюся в ладони плоскую серую коробочку из пластмассы.

— На вид это обычный калькулятор, — сказал он дрогнувшим голосом, — но на самом деле — вифон. Экран — под крышкой. Шнур и штеккер внутри. Телефонные розетки есть тут, тут и тут. — Он указал на три угла комнаты. — Только ничего не предпринимайте, пока не получите код.

Момент распада

Что я говорил о чрезмерной компенсации?

Выпито много, а к спиртному он не привык.

Но разве я пьян? Не чувствую. Более того, на трезвую голову невозможно выдержать захлестнувший ум поток ужасной правды, то, что говорил Хартц, то, что чуть не сказал вслух, но удержался Бош. Мне чертовски хорошо понятно, на кого он намекал как «неспециалиста». Какой смысл до конца жизни пресмыкаться перед лгунами вроде Боша? Утверждает, что живущих в Обрыве собак не может быть в природе! Болваны вроде Хартца еще хуже. Требует от вассала заранее угадывать то, до чего сам не способен дойти своим скудным умом, а потом перекладывает ответственность с больной головы на здоровую!

Фримен внимательно осмотрел квартиру, ввел в вифон и дверной замок команду «не беспокоить».

Как найти доступ к списку зарезервированных кодов, активированных после отмены маркера 4GH? Если это и можно сделать, то только из Парелома. Надо вытащить один из них и повысить его статус до категории «Б» — безусловной. Лучше фокуса не придумать. Сумей Хафлингер завладеть таким кодом, его бы никогда не поймали.

Настороженно и в то же время сознавая свои немалые возможности, а главное, не имея нужды ограничивать себя одним лишь карманным вифоном, с помощью которого Хафлингеру вскоре придется сотворить свое собственное маленькое чудо, Фримен подсел к консоли сети данных. Он записал, стер и перезаписал еще два раза программу, которую потом можно будет удалить, не оставив никаких следов. Работая, Фримен не мог отделаться от навязчивой заманчивой идеи.

С таким же успехом можно высосать три кода вместо двух…

Наконец программа была готова. Прежде чем ввести ее, Фримен произнес в пространство: «А почему бы и нет?» и проверил количество кодов в списке. Оказалось, что их было порядка ста тысяч. В хранилище с момента его создания различные департаменты заходили всего пять раз.

Да, черт возьми, почему бы и нет? Мне почти сорок. Чего я добился в жизни? У меня есть способности, ум, честолюбие. Все коту под хвост! Я рассчитывал приносить пользу обществу. Представлял, как буду вытаскивать на свет божий преступников и предателей, предавая их на суд честных граждан. На самом деле главным преступникам все сходит с рук, а таких людей, как Кейт, не обидевших даже мухи… А-а, черт! Я перестал быть следователем много лет назад. Превратился в инквизитора. А теперь потерял веру в праведность своей церкви.

Фримен резко рассмеялся, внес последнюю поправку в программу и ввел ее в сеть.

Пороки изобилия

«Чтобы доставить праздным плебеям более удобств, ежемесячная раздача хлеба в зерне была заменена ежедневной раздачей печеного хлеба… а когда народ стал громко жаловаться на дороговизну и недостаток вина… суровая воздержность мало-помалу исчезла, и хотя великодушное намерение Аврелиана, как кажется, не было приведено в исполнение во всем своем объеме, употребление вина сделалось для всех доступным на очень легких условиях… и самый последний из римлян мог ежедневно покупать за небольшую медную монету пользование такой роскошью и такими удобствами, которые могли бы возбудить зависть в азиатских монархах… Но самыми приятными и самыми роскошными забавами служили для праздной толпы публичные игры и зрелища… и можно было подумать, что от исхода скачек зависит благополучие Рима»[9].

Все строчим и строчим. А, мистер Гиббон?[10]

Пусть левая голова твоя не знает, что делает правая

Закончив приготовления, пленник выключил бесценный телефон и аккуратно спрятал его во внутренний карман пиджака. Пиджак повесил на спинку стула, затем закончил раздеваться в обычном порядке и лег в постель примерно в то же время, что и всегда.

В уме за каких-нибудь тридцать минут прокрутилась в миниатюре вся жизнь.

В неопределенный час ночи его разбудил молчаливый безликий охранник в белом халате, приказал побыстрее одеваться и идти за ним, ни капли не смущаясь отступлением от привычного распорядка, потому что для него непредсказуемость была частью того самого распорядка. Многие века внезапные ночные вызовы служили простым и дешевым способом вывода допрашиваемых из равновесия.

Охранник привел пленника в комнату с двумя дверями, где не было никакой мебели кроме скамьи. На этом ответственность охранника закончилась. Отрывисто приказав сидеть и ждать, он вышел из комнаты.

На короткое время наступила тишина. Наконец открылась вторая дверь. В нее, зевая, вошла коренастая женщина. Она принесла целлофановый мешок с одеждой и доску-планшет с каким-то формуляром. Хмуро попросила расписаться. Пленник вписал имя — не настоящее, зато знакомое женщине, после чего она, зевнув шире прежнего, с довольным видом ушла.

Пленник переоделся в принесенную одежду — трикотажную рубашку, серо-голубые брюки, синий пиджак, все правильного размера, неприметное, не запоминающееся. Запихав в мешок старую одежду, он вернулся через дверь, в которую вошел, в коридор с несколькими выходами. Миновав три двери — две справа и одну слева, он поравнялся