Алиса смотрела в пол, красная то ли от жары, как все, то ли от стыда. Я, конечно, попробовала её утешить:

– Твой брат рождён для сцены.

– Для скелетов он рождён. Слушает целыми днями всякие страшилки на Ютубе, а потом всех ими задалбывает. Хоть бы хорошие слушал, а то вон… – Она кивнула на Гарика, который уже рассказывал старушке про очередных скелетов, и махнула рукой. – На что мы тратим жизнь, Танька? На нубов, которые пытаются пугать нас скелетами!

– И пауками в крапинку.

Ненавижу пауков. Особенно в крапинку.

* * *

Я думала, электричка – это самый неприятный отрезок пути, но нет. Когда мы всё-таки ступили на платформу, вовсю лил дождь, да какой! Алиса натянула капюшон толстовки, как будто это могло спасти, я зашарила в карманах в поисках пакетика из-под Гариковых бутербродов. Гарик презрительно смотрел на нас: «Сахарные!», но через пару секунд натянул на мокрую голову джинсовку.

– Бежим на остановку!

До остановки было бежать метров пятьдесят по раздолбанным ступенькам платформы и ещё по грязи. Как я не свалилась тогда со своим рюкзаком – это чудо. Гарик, конечно, вырвался вперёд (он ехал почти налегке, большая часть его барахла была распихана по нашим рюкзакам), укрылся под козырьком остановки и оттуда показывал нам язык.

– Настанет день, Тань, и я позволю тебе отлупить этого человека.

– А самой что, лень?

– Мне нельзя, я сестра.

У самой остановки я всё-таки шлёпнулась на колени в грязь, Гарик восторженно взвизгнул и зааплодировал, не забывая показывать язык. Я встала, поклонилась, получила рюкзаком по затылку и уже не спеша прошла на остановку.

– Автографы потом, а то бумага размокнет.

– А ты у него на лбу распишись, – буркнула Алиса, и мы синхронно плюхнулись на грязненькую деревянную скамейку. Гарик визжал, что не потерпит насилия, а мы с удовольствием сняли рюкзаки. Спину заломило, я откинулась на рюкзак и вытянула ноги в лужу.

Остановка представляла собой кирпичный сарай без одной стены, хорошо закрытый от дождя и ветра и щедро расписанный дачниками и местными. Тут было всё: и краска, и маркер, и мел, и ручка, и «Цой жив», и «Не ешь бобра, он отомстит», ну и банальщина вроде «Я люблю Васю, а Вася любит пожрать».

– И когда автобус?

Алиса уже уткнулась в телефон и только махнула мне рукой куда-то в дождь:

– Там расписание.

В том месте, где на остановках обычно висит расписание, действительно когда-то была какая-то дощечка с циферками. Я об этом догадалась по жёлтому огрызку, торчащему в раме как напоминание о далёких днях цивилизации.

– Прости, но его больше нет.

– Ща гляну, – буркнула Алиса, не отрываясь от телефона. – Какой сегодня день?

Пока я вспоминала, какой сегодня день (в каникулы разве кто-то это помнит?), Алиса поковырялась в телефоне и завопила:

– Не убивай, я всё объясню!

– Что, не будет автобуса?

– Будет. Вечером.

– Едем на такси! – завопил Гарик, и Алиса опять уткнулась в телефон.

Она таращилась на экран минут пять. Я заглянула через плечо: ничего хорошего. Машин вокруг хватало, но ни одна отчего-то не хотела нас везти.

– Может, отойти на сто метров в сторону? Иногда помогает.

Алиса одним взглядом показала на дождь. С козырька нашей остановки лил настоящий водопад, за которым не было видно вообще ничего – только размытые цветные пятна деревьев, асфальта и какой-то яркой придорожной рекламы.

– Сами туда идите! – взвизгнул Гарик и стал изучать надписи на стенах.

– Ерунда какая-то, – ворчала Алиса. – Если есть дачники, должно быть и такси: закон рынка.

– Проклятое место! – заявил Гарик.

– Точно! Помнишь, мы пробегали мимо поста ДПС? Его-то таксисты и боятся! Значит, придётся, нам всё-таки пройти эти сто метров. – Она глянула на дождь, на меня, на Гарика… – Переждём?

Мы согласились.

* * *

Дождь не унимался. Я успела замёрзнуть, попрыгать-согреться, наслушаться от Гарика дурацких историй из Ютуба, когда к нам пришёл дед. Он шагнул из водопада под козырьком и сразу как будто заполнил собой всю остановку.

Он был весь седой: волосы, брови, борода по пояс, как Дед Мороз на детском утреннике. Одет в синюю телогрейку, я такие видела в старых фильмах про деревню, только там их носили зимой. Как же он не зажарится летом? Штаны у него были грязновато-зелёные, а на ногах – огромные сапоги, будто высеченные из камня. Я догадывалась, что это не так, но сама их кожа напоминала камень: шероховатая на вид, очень прочная и даже позеленевшая от времени как памятник. За плечами у него висел рюкзак, я таких вообще нигде не видела: бежевый, застиранный, с болтающимся когда-то белым шнурком и потрескавшейся кожаной фурнитурой. Но дело было даже не в этом. Старик пах… нет, не так – ПАХ какими-то горькими травами, маслом, дымом, по отдельности запахи вроде не резкие, но в этом коктейле они душили, хоть мы и были на воздухе в дождь.

Я тут же подвинула свой рюкзак, вскочила и отошла в другой конец остановки к Гарику, сделав вид, что жутко увлечена чтением надписей на стенах. Алиса секунду посидела, уткнувшись в свой телефон, потом подняла глаза на старика и метнулась к нам.

Дед между тем снял рюкзак, положил на скамейку рядом с нашими, уселся, облокотившись на него рукой, и закрыл глаза. Неужели уснёт? Он казался чем-то фантастичным, неземным, как сошедший со старинной картины маслом: было странно думать, что он может спать как все люди.

Гарик удивлённо пялился на деда. Я побоялась, что он сейчас что-нибудь ляпнет и разозлит это чудо природы, но он помалкивал. Мы с Алисой так же молча таращились и, думаю, выглядели не лучше.

Дед что-то забормотал, не открывая глаз, тихо, монотонно, как работающий механизм, будто читал молитву или заклинание. Между делом он сковырнул сапоги, и я чуть не упала в лужу: портянки! На нём были портянки, как в кино про войну. Алиса перехватила мой взгляд и покрутила у виска. Согласна.

А дед продолжал удивлять. Так же не открывая глаз, он достал из кармана кусок мела и нарисовал вокруг своих ног и сапог кривенький круг, насколько позволяла лужа. Я хрюкнула, он распахнул глаза и целую секунду буравил меня взглядом, как удав кролика. Я, конечно, сразу отвернулась к стене и стала делать вид, что смеюсь над надписями:

– Смотри, Гарик: «Не верьте расписаниям автобусов, они пасутся где хотят».

Гарик предательски молчал и таращился сквозь меня на деда. А дед опять забормотал свою молитву или заклинание. Я напрягла слух, пытаясь разобрать слова, но это было бесполезно: всё равно что вслушиваться в работающий пылесос.

– Кажется, дождь кончается. – Алиса кивнула на улицу, которую секунду назад не было видно из-за водопада. Теперь с крыши стекали только тонкие струйки, я разглядела рекламу, пост ДПС, который мы пробежали с разгону, дорогу с машинами.