Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так-так. Что тут у нас?
Прищурившись, Тугарин пихнул сапогом Сокола и, не обращая внимания на исказившееся гневом лицо Ивана, прошелся вдоль пленников. Остановился он напротив царевны. И тут же, резко обнажив клинок, приставил его к ее горлу.
– Сама Марья Моревна. Ну что за… – он усмехнулся хищно. – Улов, а? Не всякий день такая удача выпадает – с самой царевной морской поквитаться за обиды кровные, что богатыри твоего отца нанесли моему отцу.
От отставил клинок и подошел к Ивану.
– Царевич. Надо же, да сегодня, пожалуй, мой день! Два врага разом! На такую удачу я и рассчитывать не мог! Степной ветер мне явно благоволит! Хоть великий поход начинай!
При этих словах Тугарин тихо рассмеялся, и степняки вокруг закричали и заулюлюкали, потрясая оружием. А он меж тем подошел к Водяному:
– Ну а ты кто таков, образина?
– А ты меня развяжи, тогда и узнаешь.
Царь вод свирепо ухмыльнулся. Тугарин же в ответ лишь ухмыльнулся, а потом приказал:
– Отрубите им головы!
– Довольно!
Царевна, легко разорвав путы, что стягивали ей руки, отбросила оборванные веревки в сторону.
– А, что, уже?
Водяной, глянув на нее, пожал плечами и сделал то же самое. А затем с ухмылкой подмигнул не способному провернуть такое Ивану.
– Позер болотный.
Царевич в ответ лишь со вздохом закатил глаза, а Марья меж тем под изумленным взором ощетинившихся сталью степняков молвила:
– Прав ты, Тугарин. Я Марья Моревна, дочь морского Володыки. И я вызываю тебя на поединок! Пусть ветер степной решит нашу судьбу! Отказывайся и отпусти нас или…
Она растянула губы в улыбке:
– Дерись и умри.
С того самого момента, как решила убить Тугарина, Марья подспудно рассчитывала именно на исконное и священное для степняков право боя. Потому как не чаяла даже проникнуть в становище незамеченными.
«Один на один. Это куда легче, чем рубить бесконечные орды его коноводов».
– Ну, что молчишь?
Она усмехнулась, краем ума страшась, что Тугарин откажется, но тот вдруг ухмыльнулся и сказал:
– Я согласен.
Услышав его ответ, Марья сперва даже не поверила своей удаче и удивленно вскинула брови.
«Да, а смелости ему не занимать. Знает ведь, что помрет! Куда ему супротив меня».
Она поглядела на Тугарина новым взором, а он тем временем молвил:
– Да вот только только, коль ты дева. Пусть и морская, – презрительный смешок. – Предлагаю тебе право выбора! Коль пожелаешь и спутники твои согласятся, один из них супротив меня выйти сможет.
– Я готов.
Царевич, с ненавистью взглянув на Тугарина, выплюнул:
– Позволь, мне, Марья, на бой выйти? За сотни невинных, павших от рук его степняков, отомстить.
Водяной же, с удивлением взглянув сперва на Ивана, до того кровожадностью на его памяти совсем не отличавшегося, а затем на Тугарина и Марью, сказал:
– Ну, мне ему мстить не за что. Но я тоже, в общем-то, подраться не прочь. А ты с виду воин неплохой…
– Да… Сколько охотников, – Тугарин, ничуть не стушевавшись, ухмыльнулся: – Ну и кого ты выбираешь?
Царевна вскинула голову:
– Сама тебя убью. Ни к чему мне помощники.
Не сводя взгляда с противника, она вытянула в сторону руку, призывая степняков вернуть ей меч. И, ощутив шершавую рукоять в ладони, приглашающе взмахнула клинком.
Тугарин атаковал стремительно, точно гюрза. Под крики и улюлюканье своих воинов, орудуя сразу двумя клинками, он устроил настоящий смертельный вихрь вокруг царевны. И уже в первые мгновения боя успел оставить две глубоких зазубрины на ее броне да глубокий порез на щеке.
– Ну, все еще надеешься меня убить, ведьма?
Степняк зло рассмеялся, глядя, как Марья утирает текущую по лицу кровь.
– За дерзость мне ответишь…
Царевна, глянув на притихшего Сокола, ударила широко, вынуждая противника сначала отступить, а затем принять ее клинок на скрещенные в защите сабли. Вот тут-то человеческая природа подвела и степного воина. Он попросту не выдержал могучей силы удара морской царевны. Сабли со звоном выскочили из рук Тугарина, и сам он, скривившись от боли, пал на колени да так и остался пред Марьей, зло плюнув:
– Ну же, не тяни. Пред смертью скажи только, кто послал тебя по мою голову? Не сама ведь в такую даль забрела?
– Несмеяна.
Марья краем глаза увидела, как принялись хлопотать над Соколом Иван с Водяным.
«Жив…»
А затем увидела и тень боли, скользнувшей по лицу степняка.
– Ну конечно… – он невесело усмехнулся и гордо поднял голову, открывая шею. – Что ж… я готов.
– Скажи, с чего вражда меж вами такая? – вместо удара Марья выбрала вопрос. – С чего вдруг такая покорность? И такая у царицы ненависть к тебе? Не похоже это на войну обыкновенную. Слишком личного в ней много.
– Личного, говоришь?
Тугарин поднял на нее пронзенный болью взгляд и, как водится, не стал таиться пред той, кто его одолел. Ведь теперь по законам степняков он и его память принадлежали ей. Царевне.
– Личного – много. Права ты. Росли мы с прекрасной Несмеяной вместе.
– Прекрасной? – Водяной вскинул брови. – А ты почем знаешь? Никак видел, что у ней под маской?
– Видел. И теперь. И… раньше. Не всегда она такой была, – степняк сокрушенно покачал головой. – Давно мы друг друга знаем. С той поры самой, когда меж Степью и Дивен-Градом был заключен мир, и дабы его закрепить, отец отдал меня в город заложником. На воспитание отцу Несмеяны, чтоб рос я вместе с нею и тем самым союз Степей и Пустыни креп. Дивные были времена. Беззаботные и веселые.
Тугарин горько усмехнулся, поднял глаза на Марью, и та мгновенно поняла: «Он ее любит…»
– Целых пятнадцать лет то длилось. А затем Тугарин Змей, вождь степняков, мой отец, нарушил перемирие. И не посмотрел, что меня тут же казнить должны были, – он усмехнулся. – Сильный был вождь. Да… – он помолчал. – Несмеяна меня спасла. Выкрала от темницы ключ да сбежать помогла. Только не успели мы немного. Степняки напали на город и, взяв его, как водится, устроили резню да пожары. А потом так вышло, что, сбегая, наткнулись мы на отцов наших, в смертельной схватке схлестнувшихся. И я, думая, что за мной родитель пришел, – Тугарин сглотнул, – бросил Несмеяну и сделал, что должно. Помог отцу врага одолеть.
Он поглядел на царевну.
– Царь Дивен-Града пал от моей руки, а Несмеяна…
Продолжил степняк после долгого молчания.
– Сильно она тогда в огне обгорела. Из-за меня. Из-за того, что ее бросил. Не раскрыл я тогда ее имя настоящее никому. Только своей спасительницей назвал. Увез в степь, выходил, а после тайно в Дивен-Град вернул. Только кольцо ее на память