конечно, не дойдет, ведь вы вполне здравомыслящий и ответственный человек. Тем более при исполнении.

Бельский ошарашенно молчал, забыв на этот раз даже возмутиться явными угрозами. Сергей снял трубку телефона и попросил дежурную службу пригласить к нему в каюту доктора и прислать главного старшину Дронова, немедленно.

Это был наилучший способ убрать полковника Бельского из своей каюты: задерживаться здесь при свидетелях он не мог.

Едва за Бельским закрылась дверь, Сергей ринулся в угол к умывальнику: его неудержимо рвало. Ни морская болезнь, ни перепитие такого результата не давали. Это он знал по личному опыту. Накатывающие на желудок спазмы были болезненными и частыми. Сергею казалось, что он уже подарил раковине, как минимум, недельный запас содержимого своего желудка, но ни малейшего облегчения не наступало. В такой полуинтимной позе – обнявшись с умывальником – его и застал Корчинский.

– Отравление у вас, Сергей Михайлович, не только сильное, но и весьма специфичное. Я тут посмотрел кое-какую литературу, но мало, что по-настоящему полезного, нашел. Будем вас пользовать по старинке, батенька-с. От еды немного воздержимся, поголодаем. Питья побольше. Укольчик сделаю укрепляющий, и таблеточки сонные употребите.

– Да меня, Эдик, и так в сон клонит.

– Вот и отлично. Я бы, вообще, рекомендовал суток двое проспать.

– Это вряд ли. А вот минуточек шестьсот… Только мне обязательно надо еще с одним человеком переговорить, так что, твои таблеточки я чуть позже выпью, голова должна быть ясной. Сердюка ты сам сможешь предупредить? А то я разделся уже.

– Да, конечно. Послушай, Сергей. Почему ты меня не спрашиваешь, были ли у меня какие-нибудь визитеры, интересовался ли кто-нибудь обитателями лазарета?

– Ох, Эдик! Я себя настолько хреново чувствую, что даже соврать ничего не получится. И рожу недоуменную не скорчить. Просто я уже знаю, что как минимум один настойчивый соискатель тебя посетил. Но ушел не солоно хлебавши.

– Отлично поставлено внутрикорабельное информирование!

– На том стоим-с!

Доктор сделал Сергею укол и вышел, оставив на столе несколько разнокалиберных таблеток. В каюту тотчас же вошел старшина Дронов:

– Сергей Михайлович, мне доктор сказал, чтобы я по-быстрому закруглялся, вас не утомлял.

– Да, Ваня, я сейчас далеко не в лучшей форме, отдохнуть надо. Но кое-какие дела нам с тобой предстоит еще сейчас обсудить. Как там наш арестант себя чувствует?

– Даже не пикает! Ребята ему еду приносили, вежливо поблагодарил. Книжки дали, лежит на койке, читает. В общем, без проблем.

– Хорошо. Мне нужно, чтобы ты еще один пост выставил. Постоянный, с повязкой и штык-ножом. Прямо в закуточке перед рубкой радиста. Поставь стул, пусть сидят. Ни один человек не должен мимо них пройти в рубку. Ни один! Какие бы документы ни показывал, на кого бы ни ссылался. Записки с текстами радиограмм, которые надо передать, могут быть только за подписью Сердюка. Вахтенный по телефону звонит ему лично и уточняет, подписывал ли он такой бланк; только после этого сам передает радисту.

– Ясно!

– Я, Ваня, думаю, что ничего уже в море не случится. Разве что, наша старая калоша сама развалится. Но этого мы, пожалуй, не допустим. А уж на берегу – там видно будет. Но все равно надо принять все доступные нам меры предосторожности.

Сергей подумал, что хорошо бы еще поговорить с Алексеем и начальником СРБ, да уточнить, как поживают все члены комиссии, но даже физически сделать это он был не в состоянии. «Ничего, через пару часиков я проснусь, как огурчик», – подумал он.

* * *

После обеда на проходной Технического управления Северного флота, рядом с окошком бюро пропусков на доске объявлений появилось сообщение, выполненное от руки на обыкновенном листе писчей бумаги: «Сегодня утром на своем рабочем месте от сердечного приступа скоропостижно скончался Заместитель Начальника ТУ, капитан первого ранга Любимцев Валерий Яковлевич».

Однако через пару часов объявление сняли так же незаметно, как и повесили: слишком хорошо был слышен звук выстрела, раздавшегося в кабинете Любимцева в 9.20 утра. Кроме того, многие знали, что в 9.00, прибыв на службу, Валерий Яковлевич получил у дежурного свой табельный пистолет ПМ, записав в соответствующую графу Книги выдачи оружия: «Для сопровождения секретных документов».

Тогда появилась изустная версия о чрезвычайных неурядицах в семейной жизни заместителя, послуживших главной причиной самоубийства, которая затем и обрела статус официальной. Этому объяснению верили еще меньше, чем письменному объявлению, но приняли с должным пониманием.

Правда, в воздухе носились слухи о злоупотреблениях, взятках, распродажах налево ценного имущества со складов в неимоверных количествах, даже о махинациях с квартирами и дачными участками в средней полосе. Их не опровергали, но и не подтверждали. О том, что из кабинета Любимцева исчез ряд секретных документов, знал очень ограниченный круг руководящих лиц. Внимание на этом решили не заострять, тем более что большинство документов были отчетами о текущих перегрузочных работах, составленные самим же Любимцевым или им подписанные и еще не зарегистрированные должным образом в секретной части.

Никакой государственной или военной тайны они не содержали.

Похороны обещали быть торжественными, но незаметными.

* * *

Сон оказался долгим и крепким. Без сновидений. Хотя перед самым пробуждением что-то и промелькнуло в освобождающемся от дремоты мозгу, но Сергей ничего не запомнил. В каюте было так же темно, как когда он засыпал. Не два часа, даже не «шестьсот минут», прошли целые сутки!

Голова работала на удивление ясно и четко. Если не разбудили за это время, значит, все в порядке, никаких ЧП. Можно спокойно, не торопясь, ополоснуться, побриться. В зеркале «морда лица» выглядела вполне удовлетворительно, что уже само по себе не могло не радовать. Чашка крепкого кофе и сигарета окончательно вернули способность трезво мыслить. Сначала Редин хотел по телефону вызвать дежурного или Ваню Дронова, разузнать все новости. Но потом решил не тревожить никого на ночь глядя. Неторопливо оделся и вышел из каюты.

В ходовой рубке за штурманским столиком сидел бессменный Веригин и что-то отмечал на карте. У штурвала стоял незнакомый Сергею рулевой. Свет шел только от настольной лампы у Веригина и подсвеченных шкал навигационных приборов.

– Александр Фомич, – обратился к командиру Сергей, – где мы сейчас находимся?

Карандаш в руке Веригина завис над самой картой, поколебался немного и уверенно опустился в какую-то точку примерно на половине пути корабля.

– Вот. График движения нам дали очень щадящий. Знают, что от такого плоскодонного корыта, да еще с таким грузом, требовать лишнего не стоит. Механики ходовую часть потихоньку подмандили, и мы с божьей помощью без особых происшествий уже полдороги осилили.

– Ложная скромность вам не к