Наверное.

Обед подали быстро. Поднос на двоих и ваза с одиноким цветком герберы – словно издевательство.

– Садитесь куда-нибудь. – Брокк включил печь, в которой давно пора было бы заменить кристалл, энергии в нем осталась капля. Но нагревательные контуры раскалились, и в воздухе запахло горящей пылью, пером… костью. – Есть три сценария, с которого начать?

Здешняя доска была старше, и темное покрытие ее местами поистерлось. А мел отсырел и в пальцах крошился.

– Первый, самый, на мой взгляд, маловероятный. Шесть зарядов малой мощности, расположенных кольцом. Допустим, это река. – Брокк провел черту. – Жила идет под прямым углом…

Вторая черта.

И окружность-город. Сегменты кварталов.

– С одной стороны, шестерка даст стабильный результат… – Шесть жирных точек, выстраивающихся дугой. – С другой – крайне сложно синхронизировать шесть зарядов.

Кейрен, гонявший по столу хризолитовый шар, некогда бывший частью драконьего сустава, выронил его и поспешно спрятал руки за спину.

– Извините, мастер. Я слушаю внимательно, честное слово! Продолжайте.

– Сценарий второй. Один заряд и точечный взрыв… но, по мне, тоже маловероятно. Заряд должен находиться на точке максимального подъема, где-нибудь под королевским дворцом… а дворец все-таки хорошо охраняют. Да и мощность критическая. Капсула будет крайне неустойчива…

Кейрен кивнул.

– И что остается?

– Треугольник. Три точки в местах дефекта породы… и максимум оказывается в треугольнике. Заряды должны сработать синхронно. Скорее всего, хватит и двух, но три надежней. И если опираться на прошлогодние взрывы, то заряды заложат примерно там же…

Мел все-таки раскрошился, влажноватый, он прилип к перчатке.

– Нижний город? – Кейрен подошел к схеме.

– Радиус в четверть мили и…

И оба знают, что этого слишком много. Плотная застройка.

Подземелья.

– Склады. – Брокк стер вторую точку. – Они стоят над полостью в граните… и с учетом того, что треугольник будет правильный, то третья вершина придется на королевский парк.

Кейрен потер шею.

– Парк… мне парк нравится. Нехорошо получится, если его взорвут…

– Нехорошо, – согласился Брокк.

Подняв шар, Кейрен задал следующий вопрос:

– И сколько осталось?

Немного. Прилив грядет.

Огнем и пеплом. Силой, которая опьяняет, лишая разума. Живым железом, что грозит закипеть в крови. Люди не слышат голоса истинного пламени. Они до последнего останутся глухи, и… если повезет, то не узнают, как поет огонь, вырвавшись из гранитного русла реки.

…а следом, оседлавши ветер, пеплом, черным прахом пойдет чума.

– Неделя после Перелома. На максимум жила выйдет к рассвету.

– Неделя… Я вот пытаюсь понять… – Кейрен подвинул поднос к себе, он сидел, упершись острыми локтями в стол. Крышку снял и, склонившись над тарелкой, вдыхал аромат жареного мяса. – Времени осталось не так и много… если предположить, что все закончится не очень хорошо, то… как им распорядиться-то?

Он подцепил кусок мяса пальцами и, отправив в рот, зажмурился.

– Жить. – Теперь Брокк точно знал ответ. – Спешите жить, пока еще не слишком поздно.

Он надеялся, что сам не опоздал.

И после ухода Кейрена сел за станок. Камень по-прежнему слышал Брокка… и желтый топаз расслаивался, менялся, прорастая тончайшими лепестками…

…опоздал.

Но он нагонит.

Есть еще месяц… целый месяц и немного больше для каменных цветов, механического какаду, и… он так и не показал Кэри драконов. А ей понравятся.

Определенно понравятся.

Черный экипаж и красная каретная обивка. Задернуты шторы, и окна забраны решетками.

– А ты изменилась, детка. – Грент устроился напротив. Для мертвеца он выглядел весьма неплохо. Пальто из серого с искрой драпа с отложным воротником из бобра. Черные перчатки. Черные туфли. До боли знакомый черный саквояж, который Грент поставил рядом. Он то и дело поворачивался к саквояжу, проводил по коже ладонью, убеждаясь, что тот на месте.

Вещи Таннис стояли на полу.

– Молчишь?

– Молчу, – согласилась Таннис.

О побеге нечего и думать. Грент вытащил из кармана шило, узкое, наточенное, и вертит в руках, дразнит. Но Таннис не настолько глупа. Там, в городе, она, может, и рискнула бы, но дверцы кареты заперты. Снаружи еще двое, не считая кучера… да и в юбках этих не больно-то побегаешь.

– Не рада меня видеть?

– Не рада.

– А я ведь почти поверил, что ты умерла. – Грент воткнул шило в сиденье. – Горевал… такая лапочка, как не горевать-то?

– Заткнись.

Он рассмеялся, но замолчал, впрочем, ненадолго.

– Знаешь, лапочка, – шило вдруг вспороло воздух перед глазами Таннис. И когда она отпрянула, больно ударившись затылком в стенку кареты, Грент хмыкнул, – я ведь ничего не забыл. Одно не понятно, отчего он с тобой возится?

Кто? Спросить, и Грент ждет вопроса, но Таннис заставляет себя молчать. Отворачивается к окну.

– Гордая… леди из себя корчишь. А я ведь знаю, какая ты на самом деле…

– Отстань.

– Не боишься?

Хотел бы убить, убил бы, а раз языком мелет, то убивать запрещено. Наверное, даже трогать запрещено, иначе шило пропороло бы не воздух, а лоб. Или щеку. Или в руку воткнулось, мстя за обиду. Гренту ведь хочется, по лицу видно, что хочется, однако он не смеет тронуть.

Треплется?

Пускай себе… собака лает, ветер носит.

…знать бы, куда этот ветер Таннис занесет.

– Зря не боишься. Быть может, он отдаст тебя мне. Хорошая награда. И тогда мы продолжим нашу беседу в обстановке более… подходящей. Так ведь принято говорить? А пока – держи. – Он вытащил из кармана мятое кашне. – Завяжи глаза.

Таннис подчинилась. От кашне разило табаком, и запах этот, некогда вполне привычный, вызывал тошноту.

– Не дергайся, – сказал Грент, когда она отшатнулась, ощутив на лице его пальцы, – я лишь проверю…

Он убедился, что повязка завязана туго, и замолчал. Карета катилась. Скрипели колеса, стучали по горбатой мостовой. Куда везут? Поворот и еще один. Шум рынка, запах рыбный, характерный. И вода опять же. Жаль, что у Таннис чутье человеческое, Кейрен…

…о Кейрене не следует думать.

Осталась записка. И он поймет, что Таннис ушла. Будет ли искать?