– Покажи мне, – мягко попросил Шелли.

Кент обернулся. Кусочки гнилой рыбы прилипли к челюстям. Рот насмешливо приоткрылся.

– Чо-о?..

Шелли схватил его за голову и погрузил в воду. Для этого не потребовалось ни капли усилия. Шелли уловил потрясение на лице Кента. Тот замахал руками. Его ноги вяло брыкались. Устремившиеся вверх пузырьки воздуха с тихими хлопками взрывались на поверхности воды. Униформа на спине Кента задралась. Шелли увидел пульсирующую трубку, проходившую рядом с позвоночником, – она казалась его жутким двойником.

Сопротивление Кента ослабло. Шелли вытащил его голову из воды. Глаза чудовища затуманились. Белые черви, яростно извиваясь, буравили кожу на шее.

– Покажи, – взволнованно произнес Шелли. – Я хочу увидеть…

…Иллюзия внезапно рассеялась. Ментальные подпорки рухнули, и Кент увидел себя таким, каким он был. Стоило этому случиться, как он пожелал – настойчиво и пылко – сойти с ума. Лучше быть сумасшедшим, чем наблюдать за разрушением собственного тела. Видеть кожу, натянутую точно пергамент поверх искореженных костей. Покрывшие тело огромные шишки, в которых бешено извивались белые черви…

– Покажи мне, – повторил Шелли.

Глаза чудовища-Кента были полуприкрыты. Он отчаянно закашлялся. Что-то вырвалось у него изо рта и легким туманом окутало лицо Шелли. Крыльями мотылька затрепетало у носа и губ. Шелли непроизвольно высунул язык и облизнул их, в самых сумрачных глубинах души осознавая, в какой он ужасной опасности, но страх смыла волна гаденьких, но сильных желаний.

– Покажи мне.

Шелли даже не знал, что именно хочет увидеть. Как душа Кента покидает тело? Не мелькнет ли она за выпуклыми изгибами глаз, точно дым в стеклянном сосуде?

Он небрежно сунул голову Кента под воду. И фальшиво напевал, пока тот вырывался и брыкался. Шелли почувствовал настойчивое копошение на языке и безотчетно сглотнул.

Конечности чудовища-Кента успокоились. Шелли перевернул его лицом к небу. Остекленевшие глаза смотрели сквозь соленую воду.

…Либо Кента одурачили, либо он сам себя одурачил. Он смотрел на тихий свод небес, простиравшихся над океаном. На раскаленные добела звезды, которые окружали мерцающие короны. Так красиво. Несправедливость произошедшего обрушилась на Кента. Он никогда не признается девушке в любви. Никогда больше не увидит родителей. Никогда не пробежит в дальнюю часть поля в парке Клуба Львов, гонясь за длинной передачей. «Мир несправедлив», – внезапно пронеслось в голове. Отец солгал – или просто был дремучим человеком. А он отца уже никогда не увидит и не расскажет, как же сильно тот ошибался. Никогда, никогда, никогда…

…Выражение ужаса и утраты появилось на лице чудовища-Кента. Сердце Шелли затрепетало. Радость захлестнула его огромной волной. Да. Да. Он искал именно это.

Шелли положил руку на грудь Кента и надавил, надеясь удержать выражение на его лице. Пузырьки выходили из ноздрей Кента и плыли вверх. Самый большой вырвался изо рта и с влажным хлопком лопнул на поверхности воды.

В последние мгновения лицо Кента приняло спокойное и блаженное выражение.

Радость стеклянным плафоном лопнула в груди Шелли. Вцепившись в промокшую униформу Кента, он забирался все глубже и глубже в море, тащил причудливое плавучее чудовище за волнорез, злился, хотя и не понимал причин.

Шелли схватил глупую тварь за волосы – Кент был мертв, а мертвые существа лишаются имен – и поволок в прибой. Покойник почти ничего не весил. Соленая вода поддерживала его. Тридцать с лишним футов пятки мертвеца стучали по камням, а после он поплыл, будто кусок дерева.

Прилив жадно вцепился в тело. Шелли колебался, не желая отпускать свою добычу. Он был в ярости, его захлестывали волны смутного гнева.

Шелли ожидал гораздо большего. Какого-то откровения. Намека на шестеренки, которые крутятся за безмятежной тканью этого мира, проблеска их кипучего безумства. Но нет. В конце он увидел только издевательскую покорность, а после – блаженство.

Он продолжал тащить мертвеца по воде. И если бы присмотрелся повнимательнее – а обычно он так и поступал, ведь Шелли был необыкновенно внимательным парнем, хладнокровно наблюдавшим за всем вокруг, – то заметил бы, как скальп трупа отделился от черепа. Кожа превратилась в прозрачную, похожую на лохмотья субстанцию, которая слезала так же легко, как тонкая кора с березы…

Если бы Шелли не погрузился в свои мелкие мечты, то услышал бы звуки, с которыми скальп мертвеца оторвался от кости: влажный хлопок и взрывы пузырьков, под которые море хлынуло целовать обнаженный череп…

Если бы Шелли не ушел в себя, то наверняка заметил бы тысячи белых нитей, которые выбирались из головы мертвеца – из его черепа, из трещинок между костяными пластинами. Бесчисленные нити вырывались наружу снежными вихрями и расходились веером, окружая бедра Шелли, словно колышущийся нимб…

Лишь их прикосновения вырвали Шелли из задумчивости. А в тот миг, когда он заметил происходящее, все стало неважным.

– Ой! – Шелли подскочил в воде, глупо и по-девчачьи. – Рыбки! – добавил он, думая, что его бедро задела рыба-луна или угорь. Но затем опустил взгляд и увидел, как из черепной коробки Кента, извиваясь, выползают черви… И на его деревянном лице отразились незнакомые чувства – отвращение и страх.

Шелли зачарованно смотрел на нити в воде. Они были такими крохотными. Лунный свет играл на телах, почти просвечивая их насквозь. Они двигались гипнотическими, парализующими волю волнами. Шелли едва не рассмеялся – не потому, что вид у них был забавным, а потому, что им не место в его жизни. Они вызывали смех, потому что не были до конца реальными…

Игривыми узорами они дрейфовали вокруг. Их было очень много. Они прижимались друг к другу, заигрывая и флиртуя. Шелли чувствовал, как что-то резвилось на его коже, но это было смутное ощущение, которое легко забывалось. Укол в руку. Легкое жжение, как от укуса осы, только куда слабее. Затем еще один, и еще, и еще…

Тело сотряс внезапный прилив адреналина. Пальцы выпустили волосы Кента. Ладони принялись лихорадочно и неистово бить по воде. Нарастал голод.

Нити были повсюду, они как-то цеплялись к Шелли. А он пронзительно и гнусаво пищал от яростного отвращения:

– И-и-и! И-и-и-иИ-И-И-И!

Нити оживились. Они выплескивались из черепа мертвеца, оставляя на темной воде белесый след, и походили на бумажные ленты, развевающиеся вокруг какой-то жуткой платформы на праздновании Четвертого июля.

Нити скользили по брюкам Шелли, забирались внутрь и присасывались к его коже.

Он испуганно отгонял воду, пытаясь не подпускать их к себе. Такого страха Шелли никогда прежде не испытывал. Этот новый страх приводил в отчаяние. Вода разлеталась веером: каждая капля была живой, извивающейся и белой, они приземлялись ему на руки, шею и губы. Шелли втягивал носом соленую воду и отплевывался.