эту древнейшую и столь римскую форму демократии, давали римскому миру новых правителей[771]. И на этих собраниях солдаты действительно выступали как главные протагонисты[772]. Право войска выбирать и смещать императоров не только реализуется de facto, но и признается в период принципата почти официально. Таков, во всяком случае, смысл некоторых высказываний античных авторов или их персонажей. Так, Дион Кассий (LXXVII. 4. 1) передает слова Каракаллы, обращенные к преторианцам: «Я правлю для вас, а не для себя; поэтому я полагаюсь на вас и как на обвинителей, и как на судей» (ὡς κατηγόροις καὶ ὡς δικασταῖς). У того же Диона Кассия Марк Аврелий в речи, обращенной к солдатам в связи с попыткой восстания Авидия Кассия, говорит об их праве рассудить вместе с сенатом, кому должна принадлежать власть[773]. На деле же сенату в большинстве случаев оставалось только подтвердить решение воинов. Как пишет Тацит в рассказе о провозглашении Нерона императором в лагере преторианцев, «за решением воинов последовало постановление сената»: sententiam militum secuta patrum consulta (Ann. XII. 69. 2). Гальбу провозгласили императором сначала войско, а затем народ и сенат (Plut. Galba. 7. 2: τὸ στράτευμα πρῶτον, εἶθ᾽ ὁ δῆμος καὶ ἡ σύγκλητος). Император Клавдий II, по словам Евтропия (IX. 11. 1), был выбран воинами и провозглашен сенатом Августом. Слово sententia в пассаже Тацита означает вынесенное преторианцами решение, хотя оно на самом деле было предложено им придворными заговорщиками. Но в конечном итоге «явный приоритет военного аспекта во времени может указывать на его большую значимость»[774].

Армия, принимавшая и провозглашавшая свое решение на сходке, оказывается, таким образом, если не всегда первичной, то по меньшей мере равноправной с сенатом и народом инстанцией, становится третьим, фактически официальным элементом формулы senatus populusque Romanus. На это явным образом указывает ряд выражений, используемых в нарративных источниках. Примечательно в этом плане свидетельство Светония, что еще Тиберий, говоря в завещании о своих родственниках, указал на Клавдия «войскам, сенату и народу римскому» (Suet. Claud. 6. 2). В биографии Коммода сообщается, что, когда после Маркоманнской войны он прибыл в Рим, было провозглашено (по-видимому, в официальных Acta Urbis), что он отдан навсегда под охрану войска и сената в Коммодовом дворце: datus in perpetuum ab exercitu et senatu in domo Palatina Commodiana conservandus (SHA. Comm. 12. 7)[775]. Интересно, что здесь армия упомянута первой, перед сенатом – значительная перемена по сравнению с традиционной формулой Senatus Populusque Romanus[776]. Так же и в императорских биографиях у Scriptores historiae Augustae войско нередко оказывается первичной по сравнению с сенатом инстанцией (например, SHA. Gord. tres. 22. 2 sqq.; Tac. 7. 3; 8. 5), а в биографии императора Тацита, избранного сенатом, в одной из речей сказано, что сенат выполнил указание и волю армии (SHA. Tac. 8. 4). Зонара же в своем рассказе о восхождении Тацита на престол (XII. 28) сначала называет голосование войска (τὸ στρατιωτικὸν δὲ αὐτὸν ἀνηγόρευσε), а затем решение сената и народа (γνώμη τῆς συγκλήτου τε καὶ δήμου). В той же биографии в рассказе о шестимесячном отсутствии императора после гибели Аврелиана констатируется: совместно правили сенат, воины и римский народ (SHA. Tac. 2. 2). У Геродиана император Максим в обращении к воинам вообще умалчивает о сенате и подчеркивает, что власть является общим достоянием римского народа, а императорам вместе с воинами вручено управление и распоряжение государственными делами (Hdn. VIII. 7. 5; cp.: SHA. Diad. Ant. 2. 2). В кризисном III веке армия во многих случаях вообще обходится без санкции сената, провозглашая императорами своих ставленников[777]. Начало этому было положено Максимином Фракийцем, которого, по словам автора его биографии, войско впервые провозгласило Августом без декрета сената (SHA. Max. duo. 8. 1; cp. Eutrop. IX. 1: ex corpore militari primus ad imperium accessit sola militum voluntate, cum nulla senatus intercessit auctoritas). При этом воины не только провозглашают нового императора, но также фактически санкционируют усыновление и назначение наследника, подобно тому как в древности это происходило при процедуре adrogatio в куриатных комициях, comitia calata (Gai. I. 98; II. 101; Gell. V. 19. 9)[778]. Так перед воинской сходкой произвел усыновления Пизона Фруги Гальба (Suet. Galba. 17; Tac. Hist. I. 17–18)[779]. Клавдий и Вителлий демонстрируют своих родившихся сыновей воинам на сходках, при этом последний назвал младенца Германиком и облек всеми знаками императорского достоинства (Suet. Claud. 27. 2; Tac. Hist. II. 59. cp.: Hdn. I. 5. 3). Если верить биографии Септимия Севера, его сын Каракалла был провозглашен соправителем отца именно на воинской сходке (SHA.S. Sev. 16. 3). О подобных актах в IV в. свидетельствуют и Аммиан Марцеллин и другие источники (например, XV. 8. 4 sqq.; XXVII. 6. 4 sqq.; Pan. Lat. XII. 31. 2). Макрин после убийства Каракаллы, чтобы успокоить воинов, растроенных гибелью любимого императора, на сходке назвал своего малолетнего сына Антонином (SHA. Diad. Ant. 1. 3). Кроме того, войска в некоторых случаях инициируют либо прямо декретируют обожествление умерших правителей (Suet. Dom. 23; SHA.S. Sev. 11. 3–4; 12. 7–8; Macr. 6. 8; Aurel. 41. 1–2), а в эпоху тетрархии принимают отречение императоров от власти (Lact. De mor. pers. 19. 1). Иначе говоря, и в этих важнейших прерогативах войско подменяет собой сенат.

Возникшая уже в период раннего принципата тенденция к отстранению сената от участия в выборе и утверждении у власти императоров и в других легитимационных решениях, таким образом, развивается в десятилетия кризиса III в. и закрепляется в эпоху домината. В конечном итоге в панегирике, произнесенном Симмахом по случаю пятилетнего юбилея правления Валентиниана I (369 г.), армия прямо уподобляется комициям, а ее командиры – сенату. Валентиниан именуется dignus imperator a dignis comitiis electus – «достойный император, избранный достойными комициями», которого при этом как «мужа, известного военными заслугами, одобрил лагерный сенат» (Symmach. Or. I. 9: emeritum bellis virum castrensis senatus adscivit). Под комициями здесь подразумевается армия, а под castrensis senatus – совет высших военных и гражданских чинов, тех самых, которых Аммиан Марцеллин именует potestatem civilium militiaeque rectores (XXVI. 1. 3)[780]. В этой фразе Симмаха исследователи не без оснований видят признание отказа сената от прав на участие в выборе императора, которые перешли к войску[781], и даже считают ее выражением этого вполне конституционного принципа, утвердившегося в IV столетии и признавшего армию ведущей и самостоятельной конституционной силы[782]. Нельзя, однако, согласиться с мнением Е.П. Глушанина, что уподобление армии