Он бросился к куче вещей, начал рыться в вонючей одежде. Слава всем святым, его губная гармошка была на месте. Когда он нашел и рисунок, то застонал. В глубине души он надеялась, что не найдет его. Но она все также смотрела на него с бумаги, красивая, как и прежде. Клэр. Она улыбалась с любовью. Чарли повернул рисунок немного в сторону, и улыбка превратилась в гримасу. Как старику удалось сделать так, чтобы Клэр выглядела по-разному в зависимости от освещения или угла, под которым смотрели на рисунок?

Он собрал свои немногочисленные вещи в дорожный мешок. Все ценное, что у него было, он всегда носил с собой. Внезапно его кольнуло страхом… Испуганный, он похлопал по карманам, но маленькая сумка, в которой хранились деньги и рабочие бумаги, была на месте. Чарли выдохнул с облегчением. Стоило все же быть осторожнее.

Он перекинул дорожный мешок через плечо, но вдруг остановился. Куда ему идти? Чарли стоял в приземистом темном коридоре, вокруг какофония звуков, которые издавали десятки людей, пытавшихся выжить в этом больше похожем на курятник, доме. Они спорили, смеялись, говорили, и среди этого гомона он как никогда остро ощутил свое одиночество. Сил думать о будущем у него не осталось. Усталость брала свое, головная боль мешала сосредоточиться. Пошатываясь, Чарли шагнул в темный угол и обессиленно сполз по стене. Так он сидел, глядя перед собой, пока тени не удлинились, а звуки в доме постепенно не стихли. Чарли с трудом спустился по лестнице и, наконец, оказался на улице.

Взошла луна, смотревшая на него с неба, бледная и укоряющая. Он подхватил свой мешок и зашагал прочь. Он не впервые лишился крова над головой, но сегодня, впервые за долгое время, он ощутил себя бездомным. Хотя, если разобраться, бездомным он стал уже давно. Что же изменилось сегодня?

Он зашел в бар, купив там бутылку дешевого вина. На ходу выдернув пробку, Чарли жадно выхлебал несколько глотков. А ведь когда-то он был нормальным трудягой, который любил музыку, хорошую еду и был готов на все ради своей семьи. От того, прежнего Чарли, ничего не осталось. Сейчас он шел в сторону Ювелирной улицы, чувствуя исходившую от него вонь, уместив все свои пожитки в небольшой дорожный мешок, который висел на спине… Этой темной ночью Чарли искренне пожалел, что не умер тогда, в Ирландии, вместе со своей семьей.

Опустошив бутылку, он выбросил ее в канаву и вытер рот. Алкоголь подействовал – Чарли стало тепло, он больше не чувствовал голода или тоски. Конечно, хуже всего было по ночам, когда Чарли уставал недостаточно и выпивал слишком мало, чтобы не думать. Он старался, чтобы это происходило как можно реже.

Среди поденщиков и рабочих-мигрантов в порту Чарли чувствовал себя, словно рыба в воде. Ему нравилась тяжелая монотонная работа, за которой не тянулись цепи обязательств и ответственности. По утрам он шел в порт без особой цели – он просто ждал, что принесет ему грядущий день. Гавань Чарди знал, как свои пять пальцев, перебивался жильем то в Санкт-Паули, то в районе Генге, работая сменами, когда были нужны деньги, или спал и пил дни напролет, когда в кармане звенели монеты. Все равно он никогда не знал, на что их потратить, кроме выпивки. Проводя ночи в кабаках и тавернах, Чарли чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Впрочем, иногда – самым несчастным.

Но в основном шум и веселая обстановка в подвальных помещениях, карточные игры, музыка, сплоченность рабочих, их смех и споры подбадривали его. Большинство приходило в кабак, чтобы отвлечься, вырваться из тесного дома, где кричали дети, стиралось белье, и не было возможности остаться в одиночестве. С Чарли же дело обстояло иначе: в барах он пытался спастись от тишины.

Многие потеряли больше, чем он, но все равно продолжали двигаться вперед: снова женились, создавали новые семьи. То, о чем Чарли и помыслить не мог. Он сам не знал почему. Пустота, появившаяся после смерти его родных, не становилась меньше, напротив – она росла, с каждым днем делаясь все больше.

Пошатываясь, он шел по переулку, и лишь мысль о трубке с опиумом поддерживала в нем силы, когда перед ним появились два силуэта.

– Доброго вечерочка, – с издевкой в голосе сказал один из мужчин. В уголке его рта свисала папироса, от которой исходил вонючий дым. – Хороший дорожный мешок.

Чарли даже фыркнул от удовольствия. Эта парочка хулиганов едва доставала ему до груди. Даже сейчас он мог с легкостью с ними справиться, а небольшая драка пойдет ему на пользу.

– Ага, – спокойно ответил он.

Внезапно позади него раздался другой голос.

– Может, тогда оставишь его нам?

Чарли обернулся. Позади него стояли еще двое. Не громадины, и в Чарли вполне мог бы справиться с ними всеми разом, не будь он так пьян, устал и голоден. Ему было не жаль вещей, но рисунок Клэр он отдать им не мог. За него он готов был умереть. Что ж, эти ребята никак не могли знать, что именно сегодня Чарли особенно не хотел жить.

– Почему-то мне не очень нравится эта идея, – ответил он ухмыляясь.

Теперь окружили с четырех сторон. Внезапно он схватил дорожный мешок и швырнул в стоящего впереди мужчину. Тот бросился в сторону, чтобы увернуться, и едва не сбил с ног второго. Чарли наклонился, чтобы вытащить нож из сапога, но не успел – на него набросились сзади и сбили с ног. Они пинали его, не разбирая, куда бьют – по лицу, животу, спине. Слышался злорадный гогот, а Чарли погрузился в море боли. Он думал о Клэр и надеялся, что быстро потеряет сознание.

– Эй, немедленно расходитесь!

Чарли услышал стук копыт, а когда с трудом разлепил глаза, то увидел трех всадников в остроконечных шлемах, приближавшихся к ним. Мужчины разбежались в разные стороны, а полицейские на лошадях погнались за ними.

Задыхаясь, он пытался встать на колени, но не мог. Он кашлял кровью, в лунном свете блеснул выбитый зуб. Чарли тяжело упал на спину, в затылке покалывало, тело онемело. Он не чувствовал боли, по телу расползалось пульсирующее тепло.

Начал моросить мелкий дождь, но постепенно капли дождя собирались на коже, стекая в рот. Чарли сморгнул капли, застрявшие не ресницах, но подняться так и не смог. Над головой расплывалось ночное небо, дождь постепенно усиливался, хлестая по лицу. Чарли закрыл глаза, позволяя темноте окружить его.

За окном грохотал город. Франц на мгновение зажмурил глаза – он ненавидел шум и тряску