– Обязательно, – тускло отозвался уже стоящий в дверях Владимир.

И принес на следующий день.

Заявление об увольнении.

Светлана пыталась уговорить мужа не горячиться, обдумать свой уход. Она старалась поддержать его. Но не получалось. Из глаз Владимира исчез былой задор, раздавленный предательством друга. Даже его веснушки, казалось, потускнели.

Владимир Ратников сломался. И запил. Запил страшно, не просыхая. Первым делом, возвращаясь домой с работы, Светлана отправлялась искать мужа у дружков-собутыльников. Иногда находила и тащила домой на собственных плечах. Иногда точно так же – на плечах – его притаскивали дружки. И оставляли у порога неопрятной дурно пахнущей кучей. Никакие увещевания Светланы не помогали, алкогольное болото уже крепко затянуло в свою трясину Владимира, вытягивая из него все соки.

Однажды Светлана не выдержала и свалилась с инфарктом прямо возле очередного притона, где в последнее время так полюбил бывать ее муж. Болезнь жены приостановила Владимира, но ненадолго. До одного страшного декабрьского вечера, когда он, внезапно сорвавшись и напившись какой-то дряни, уснул прямо в сугробе у забора, ограждающего их двор. Утром окоченевший труп Владимира нашли соседи.

Светлана замолчала. Поддавшись порыву, я взяла ее за руку и слегка ободряюще сжала.

– Мне очень жаль, – искренне произнесла я тихо.

– Ничего, – невесело улыбнулась женщина. – Я почти привыкла. Знаете, наверное, это был самый логичный исход из всех возможных. У нас с Володей как будто гонка была – кто не выдержит и сломается первым. Ох, – внезапно покачала она головой. – Вы не представляете, Татьяна, как стыдно перед соседями за все эти события. За его пьяные концерты посреди ночи, за крики по утрам, когда он выпрашивал денег на опохмел, за то, что даже уйти умудрился так, что весь двор переполошил. Денег тогда не было совсем, а хоронить на что-то надо было. Да и мое пребывание в больнице, и последующее лечение по карману ударили. Также оказалось, что Володя в четыре кредита влез. Вот эти, знаете, онлайн, которые без поручителей выдаются. А платить, естественно, не думал, проценты накапали. В общем, в деньгах мы очень нуждались.

– Мне довелось побывать в вашем бывшем дворе, Светлана. Я ведь разыскивала вас. И сначала пошла по тому адресу, что нашла в отделе кадров в фирме «МедТех».

– И что там? – Светлана глянула на меня немного испуганно. – Осуждают?

– Ничуть! – уверила я женщину. – Наоборот. Я разговаривала о вас и Владимире с Катериной Матвеевной. Она ни словом не упомянула ни о вашей болезни, ни о Владимире, ни о положении вашей семьи в целом.

– Драгоценная наша Катерина Матвеевна, – с улыбкой проговорила Светлана, и ностальгические нотки в ее голосе мне совсем не послышались.

– Мне показалось, что она по вам очень скучает, а позвонить так и не решилась, беспокоить постеснялась, – поделилась я наблюдениями.

– Спасибо вам, Татьяна. Наверное, я сама ей позвоню. Хочется вспомнить ту, еще нормальную жизнь, – вздохнула хозяйка комнаты.

– Вам сложно здесь живется? – сочувственно спросила я.

– Поначалу сложно было, никак не могла привыкнуть, что меня окружает столько, по сути, чужих людей. А теперь ничего, обжилась. – Ратникова пожала плечами. – Марья Кирилловна – дивная женщина, всегда готовая безвозмездно поделиться советом, лекарством или кофе. Она обязательно в курсе всех дел всех соседей и не упускает случая ввести в этот курс остальных. Есть еще дедушка Миша. О, он совершенно чудесный! У него есть длинная борода, тяга к самогону и гармошка. И когда он выпивает, то очень любит играть на этой своей гармошке и петь. Петь, кстати, он совершенно не умеет, но это ему совсем не мешает. Впрочем, нам тоже. Ибо поет он так душевно, так старается, что порой хочется расплакаться от умиления. А есть еще одна Мария. Чтобы не путаться, ее мы зовем просто – теть Маша. Очень хорошая женщина, очень! А вот сын у нее непутевый. Может пропасть на несколько дней, а потом является, ободранный, как кот после мартовских гуляний. Только то и делает, что отъедается да отсыпается. Сначала я, признаюсь, ворчала, когда он ел мой борщ, по забывчивости оставленный в кухне в общем холодильнике, или котлеты из лоточка. А потом ничего, привыкла и к этому. Порой и сама нарочно оставляю для него что-нибудь вкусненькое. В любом случае не мне его судить. Мой-то сын ушел из дома, как только мы сюда переехали, и носа к родной матери не кажет. Вот так и получились, что эти чужие люди стали мне семьей.

– Простите за бестактность, но почему ушел ваш сын? – не удержалась я от вопроса. – Вы поссорились?

– Он не смог простить мне смерти отца. Считал, что я недостаточно за него боролась, – запечалилась Светлана. – С Владимиром они были очень близки. Я имею в виду до того, как наша жизнь в одночасье рухнула. Может быть, сын прав. Может быть, я могла сделать больше, но, Татьяна, жить с алкоголиком – это тяжело. Очень тяжело.

– Светлана, – я снова легонько сжала в руке ее холодные пальцы, – вы ведь должны понимать, что не могли ничего изменить, правда? Человек сам должен захотеть выздороветь. Он – не хотел. Он жалел себя и не жалел вас. Снова прошу прощения, но и сын должен был поддержать вас вместо того, чтобы вот так нелепо обвинить.

– Умом я признаю вашу правоту, Татьяна. – Женщина снова вздохнула. – Да только сердце все равно не на месте. Хоть и обижена я на сына, а все равно думается и думается, где он, что с ним, сыт ли, в тепле ли. Моя бабушка говорила: «Порезанный палец сильнее болит». Теперь я ее понимаю.

Она посмотрела на меня и немного неловко улыбнулась:

– Совсем мы с вами загрустили! Давайте лучше пить чай!

Она быстрым шагом пошла на кухню, а я пока решила оглядеться. Прошлась по периметру небольшой комнаты, разглядывая выстроившиеся на полочке книги, приютившиеся там да сям статуэтки, как вдруг мой взгляд споткнулся о то имя, которое я тут увидеть не ожидала.

«Грамота выдана Ратникову Даниилу Владимировичу за занятое второе место в турнире по боксу».

В голове как будто защелкали кусочки головоломки, становясь каждый на свое место. Вот он и мотив, и возможность, и даже физическая подготовка.