– Ты про убийство или про деньги? – Валера невольно засмеялся. – Если про убийство, то согласен. А если про деньги… ты подожди отказываться, там такая сумма!

– Если скажешь еще хоть слово, выгоню! – прикрикнула она на него и даже крохотным кулачком по столу пристукнула. – Или заподозрю тебя в корысти и все равно выгоню!

– Молчу как рыба!

Оля встала, слила картошку и заглянула в духовку. Курица покрылась коричневой корочкой и издавала такой аромат чеснока, специй и хорошо зажаренной дичи, что у Валеры тут же свело желудок от голода.

– Сейчас будем кушать, – утешила она его и принялась накрывать на стол. – Расставь тарелки, вилки возьми из ящика. Нет же, не из этого! Да, там… И ножи достань… Я тоже что-то очень проголодалась.

Ужинали они молча. Курица получилась превосходной. Картошку Ольга полила топленым маслом и засыпала сверху сушеным укропом. Капуста, что привезла ее мать, и впрямь показалась ему деликатесом. И все было бы ничего. И можно было бы считать, что вечер удался, если бы не неловкость, которую они оба тщательно пытались скрыть друг от друга. Но от этого становилось только хуже.

Ольга старательно отводила от него глаза, почти не поднимая их от тарелки. И так сосредоточенно обгладывала куриную ножку, будто и не было занятия важнее, и будто и не терзал ее сейчас вопрос, как поступить ей с гостем, когда ужин закончится. Вот уж чего не могла себе представить, так это трудностей подобного рода!..

Не уйду ни за что, решил для себя Лапин, отправляя в рот щепоть квашеной капусты и со злостью набрасываясь на картофелину. И причин тому найду множество. Подруга пропала при неизвестных обстоятельствах – это раз. Бывший муж как бы вторично погиб. Мужа подруги находят в коматозном состоянии с засветившейся пушкой в руках – это уже и два, и три. Это ли не повод для того, чтобы остаться?! Она нуждается в охране? Нуждается! Пусть и сама пока не осознает всей серьезности того, что происходит. Он-то – Лапин – стреляный воробей. Он-то понимает, что ничего еще не известно в этом деле. Ничего еще не сдвинулось с мертвой точки. Тучи только только начинают сгущаться. Еще копать и копать, как любит говорить Танюшка. У них и сведений-то – кот наплакал, чтобы можно было позволять себе расслабляться.

Ну, допустим, жил этот самый Лешка в доме и даже пистолет потом притащил оттуда, но это еще не факт, что он сам его там и спрятал. И не факт, что пистолет вообще находился все время в этом доме.

– Это не может быть Лешка! Я лично не верю в то, что он на такое способен… В гостинице видели женщину, – вдруг брякнул он ни к месту, совсем не подозревая перед какой дилеммой стоит сейчас Ольга, волтузя по тарелке куриную косточку.

– Что?! – вилка выпала из ее пальцев, произведя, как ей показалось, чудовищный грохот. – Что ты сказал?!

– В тот день в гостинице видели женщину. Чужую. Одетую в форменную одежду дежурной, но почему-то с длинными рукавами. То ли случайно надела такой халат, то ли что-то пыталась скрыть. Женщина была среднего роста и очень толстая…

Ему совсем не понравился испуг, тут же всколыхнувшийся в ее глазах. Всего пару секунд она глядела на него, но он заметил. Заметил и сразу ощетинился.

Что еще за хрень, вообще, а?! Что она от него скрывает? Ей что-то известно? Наверняка известно. С чего бы тогда ей так пугаться? Он тут как дурак распоследний перед ней корячится, пытается помочь, а она!..

Он же на карьеру наплевал, на деньги, которые мог получить после завершения операции! Ежу же понятно, что теперь вопрос о его профессиональной пригодности встанет остро. После того как он раскрыл ей все карты, его уволят без выходного пособия и надежды на обеспеченное будущее и все такое… Чего тогда она!..

– Оль, – Лапин мгновенно посуровел и, невзирая на молчаливый протест, поймал ее руку и сильно сжал, пытаясь заставить ее смотреть на себя, – дело нешуточное, сама понимаешь. Когда на кону такие миллионы, люди способны творить ужасные вещи. Убивают ведь и за меньшее. Если ты что-то знаешь такое или догадываешься, ты обязана мне сказать.

– Я ничего не знаю! Что я могу знать?! С чего ты взял?! – попыталась она возмутиться и вырвать свои пальцы из его руки. – Если про Лешку знала, так сразу сказала тебе!

– К черту Лешку! – заорал вдруг Лапин, самому себе удивляясь. – Не мог твой Лешка – деградат и алкаш – провернуть операцию такой сложности! Не мог! Убийц было двое. Один – профессионал, которого обставили так лихо, что он не побоялся явить свою личину портье. Наверняка был хорошо загримирован, и одежда у него была без особых примет – что-то темное и безликое, вот он и не боялся и наглел сверх меры. А второй убийцей была как раз женщина. Та самая толстая женщина, о которой я тебе говорю!

– А еще кто так говорит? – промямлила Ольга, почти не разжимая рта. Руки своей она так и не смогла отнять у него.

– Что значит, кто еще?! Я так говорю, и этого достаточно! – возмутился Лапин. – Я для тебя не авторитет?

– А что милиция? Как они считают? – упорно стояла она на своем.

– Милиции очень выгодно считать, что это Лешка – убийца. Он полностью вписался в общую картину и… Но он не мог!

– Не мог, – вдруг согласилась Ольга и подняла на него совершенно больные и совершенно несчастные глаза. – А где взять толстую женщину, Валер? Ту самую, что могла убить, потом пистолет в Ксюхин дом подбросить, чтобы Лешка потом его там нашел?! Кто эта женщина?! Ты же… ты же не можешь не предполагать, так?

– Так, – проворчал он, опомнился и отцепился от ее руки, не забыв, правда чуть погладить покрасневшую под его пальцами кожу.

– И на кого ты думаешь? – от боли, раздирающей ее на части, глаза ее сделались абсолютно неузнаваемыми. – Ты же на кого-то думаешь?

– Да. Но тебе не понравится то, что я скажу.

– Понятно… Мне теперь понятно, но я… Я не убивала никого! – вдруг выкрикнула Ольга и неожиданно расплакалась. Совсем по-детски расплакалась, вздрагивая всем телом, всхлипывая и причитая через раз. – Я не убийца, это ты понимаешь? Мне вообще нет дела ни до каких денег!!! Я и этого дядю дурацкого никогда в глаза не видела. Нет, видела однажды, но только в журнале на картинке, и все! И мне нет никакого дела…

– Понял, понял…

Валера попытался примирительно улыбнуться, но смысла в этом было мало. Ольга на него не смотрела, без устали вытирая слезы. Так что улыбайся не улыбайся – эффекта ноль. Самое бы время подойти к ней, обнять, утешить. Там, глядишь, все пошло бы развиваться по законам жанра и все такое, но… он не мог.

Ольга о чем-то догадывалась. Что-то такое угнетало ее, оттого и так неожиданно и горько расплакалась. Не от того же, что он мог подозревать ее конкретно, в самом деле! Не сидел бы он сейчас за ее столом и не желал бы так остро, кабы подозревал в убийстве. Нет, причина ее слез в чем-то другом. Она о чем-то знала. Срочно требовалось в нее вцепиться, додавить и вытрясти все то, что заставляет ее так страдать. Так он и делал раньше. Так и поступал, когда работал со своими свидетелями. Но то было раньше, и то были совсем другие люди и совсем другие обстоятельства…