– Я не подумал на тебя, Оль. И не тебя совсем подозреваю. Эй, ну-ка успокойся немедленно!

Встать ему все же пришлось, и подойти, и обнять, и даже поцеловать ее он ухитрился. Почти незаметно, правда. Почти неуловимо так коснулся ее волос у виска и тут же потащил ее умываться.

Ольга не капризничала и не упиралась. Опершись руками о край раковины в ванной, она дождалась, пока Валера включит ей воду, и тут же, сильно наклонившись, начала умываться.

– Я никогда не могла себе представить, что моя жизнь может быть еще худшим кошмаром, чем была! – всхлипнула она снова, перекрывая шум льющейся воды. – Разве так можно?!

– Нет, конечно, нет. – Валера протянул ей полотенце, обнял за плечи и слегка встряхнул. – Оль, не стоит так убиваться. Каждый из нас в ответе за того, кого приручил, я это помню и принимаю за истину. Но… Но каждый из нас прежде всего в ответе за самого себя. Ты согласна?

– Да, наверное.

Она повернулась в его руках ровно настолько, чтобы повесить на крючок полотенце, но промахнулась. Полотенце соскользнуло на пол и запуталось у них в ногах. Ольга хотела было наклониться и поднять его, но Валерины руки вдруг сделались не так податливы, как прежде. Они вдруг с силой притянули ее и сошлись тесным кольцом на ее позвоночнике.

– Валера?

Ее глаза широко распахнулись, упираясь в его глаза безумно-прозрачной голубизны. А губы… губы стали так близко. Совсем рядом с его губами. Валера чувствовал ее дыхание, и оно сбивалось и сходилось в унисон с его дыханием, но его все равно не хватало им на двоих.

– Оль… – хрипло выдохнул он ей в ухо, боясь задохнуться уже от одного того, что произносит ее имя. – Я не могу больше… Это сумасшествие или как?!

– Это?.. Я не знаю, Валер, но мы…

– Не должны, я помню. – Он не позволил ей высвободиться, ухватив ее за шею и теснее прижимая к себе. – И еще я помню о том, что мы всего неделю как знакомы. И еще то, что я недостоин тебя. И еще я отвратительный тип, который…

– Который использует женщин в своих профессиональных интересах, – подхватила она, и он понял по ее голосу, что она улыбается. – А ты никогда не задумывался над тем, что тебе просто-напросто позволяли это делать. Женщины не так примитивны, как ты думаешь, Валера. Они сложны и чаще мужчин подвержены капризам.

– Хочешь сказать, что это меня как раз использовали в силу каких-то там своих прихотей?! – открытие, сделанное Ольгой, ему не понравилось. Оно шло вразрез с его представлениями о женщинах вообще и о жизни – в частности.

– Да, вы просто платили друг другу одной и той же монетой, и все. – Ей хотелось увести его от опасной темы – темы их близости, хотелось не поддаваться их общей страсти, и еще она очень старалась не обращать внимания на то, как он возбужден и напряжен.

– Я – чей-то каприз? Так получается? – Он прошелся губами по ее волосам, влажным от слез и воды, задержался на ее виске, где бесновался мощными толчками пульс, скользнул к уху и шепнул: – Почему?

– Ты… ты очень красивый, Валер, – просто ответила она, просто и правдиво. – От тебя и в самом деле захватывает дух. И эту, как сейчас принято говорить… башню сносит…

– Сносит, Оль?! – он уже почти не понимал, что именно говорит. Важно было просто не молчать, говорить хоть что-то и сознавать, что ты еще не умер.

– Сносит, Валера! – вздохнула она виновато. – Еще как сносит, а ведь не…

– Не должно, знаю… – хриплым эхом отозвался Лапин. – А почему?

– Мама не поймет! – вдруг выпалила Ольга и сама застыдилась своей детской откровенности.

– А мы ей не скажем, – он даже не удивился тому, что она сказала.

Они стояли в тесной ванной, благословляя убогое градостроительство семидесятых, не позволяющее им разбежаться по углам. Стояли, тесно прижавшись, и несли всякий вздор, который им вздором совсем не казался, он был спасителен для них в тот момент…

Пуговицы на ее рубашке застревали в петлях и мешали ему, чудовищно мешали. Валера нервничал. Он чувствовал и ее нетерпение тоже и оттого торопился. Он боялся, что Ольга передумает и вдруг остановит его. А он уже не мог остановиться, никакая сила уже не способна была его остановить.

Кожа ее плеч и груди матово светилась, слепя и обжигая. Пальцы судорожно подрагивали и все никак не могли справиться с двумя последними пуговицами. И тогда он просто сдвинул непослушную рубашку Ольге на бедра и, упав на колени, потянулся к ее шортам.

– Оля, Оленька… Ты такая…

Господи, он не мог себе представить, что можно целовать с таким упоением женские колени. Целовать и чувствовать себя при этом самым счастливейшим из всех счастливых на земле.

– Ты такая… необыкновенная… Господи, ты превосходная просто… Я не могу просто, Оленька!!!

Никогда прежде Валера не был столь косноязычен и никогда прежде не говорил так бесконтрольно. Все нужные и правильные слова, все самые красивые и достойные слова куда-то исчезли. Они были вылизаны из его мозга языками дьявольского пламени. Им – этим диким огнем – были полны его легкие, поэтому, наверное, ему трудно, почти невыносимо было дышать. Этот огонь выжег ему сердце, и оно уже и не билось вовсе, а клокотало, отдаваясь болью во всем теле.

Оля тоже что-то отвечала ему, так же бессвязно, почти со стоном. И он торопился, очень торопился, почти не осознавая, что узкий пенал тесной ванной мешает им. Куда правильнее было бы подхватить Ольгу на руки и унести куда-нибудь, но он не мог. У них же все неправильно, вернее, все не по правилам. Не по тем, по которым они жили до сих пор, и не по тем, которые для себя придумали за прожитые годы. Он себе придумывал, она – себе. Теперь все будет по-другому. У НИХ все будет теперь по-другому…

– Оль, тебе не холодно?

Они лежали на полу в ее ванной, крепко обнявшись, и все пытались укрыться ее полотенцем. Тем самым, которое она уронила полчаса назад, и с которого все и началось.

Или это началось много раньше? А когда?!

В тот момент, когда ее спина под его взглядом покрывалась мурашками в кабинете следователя? Или тогда, когда они колесили по заснеженным раздолбанным деревенским дорогам и Ольга чувствовала, как скользят по ее щеке его внимательные изучающие глаза? А может, и вправду виновато полотенце, так не ко времени упавшее им под ноги? Она наклонилась тогда, пытаясь поднять его, и тут…

– Оля, идем в комнату, простудишься. – Валера привстал с пола и потянул ее следом. – Нам с тобой ко всем нашим бедам еще болезней не хватает.

Ей понравилось и его «нам с тобой», и беды на двоих общие понравились тоже, и такая трепетная забота о ее здоровье заметно согрела душу. Значит, ничего не изменилось, после того как…

Ничего не изменилось! У нее ведь так не случалось прежде.

С Владом у них все было иначе. Красота сразу исчезала, стоило им трезвым взглядом посмотреть вокруг себя. Мгновенно вылезали острыми углами какие-то ненужные проблемы, на ровном месте возникали споры. Кто-то кому-то вечно пытался что-то доказать. А сейчас…