— Нет, — повертела головой.

— Крови?

— Нет!

— Очень хорошо. А то, кроме пирога, пирожков и тушеных овощей, ничего другого у нас и нет.

— Есть. В кладовой вяленый окорок висит, — напомнила. А то подумает, что я, как нерадивая хозяйка, без запасов.

— Точно. Забыл. Неси…

С длинными, закругленными когтями подавать посуду и хозяйничать неудобно. С трудом управлялась. Еще и Дельрен не сводил с меня странного пристального взгляда.

— Ты точно приехала издалека. В империи таких двуликих нет. Так что придется оспаривать твое имя… — пробурчал под нос, беседуя сам с собой, но я не удержалась и осторожно полюбопытствовала:

— Зачем?

— Чтобы ты не принадлежала Нависам.

— Тогда я буду совсем одна, — напомнила ему его же слова, которыми он пугал меня в департаменте.

— Сам разберусь, — грубовато рявкнул. — Твое дело сидеть, заниматься домом и ублажать.

В свете последних событий напоминать, что я ему не жена, не рискнула. Выставит из дома — и попаду из огня да в полымя. Не хочу. Дельрен хоть и Ловчий, хотя бы не жестокий.

Пообедав, он ушел на работу. Я же помыла посуду, прибралась, приготовила на вечер и прилегла. От стресса совершенно обессилела. А когда проснулась — уже была человеком.

Думала, после обращения, стану Дельрену противной, и он перестанет меня домогаться. Однако его хватило ровно на половину ночи. Засыпала я в своей комнате, а проснулась от того, что кровать под его весом прогнулась.

Моя постель, не чета его, узкая, однако после он не пожелал уходить, и мы заснули прижавшись друг к другу.

Лежа в крепких, медвежьих объятиях, я размышляла: чем объясняются резкие перемены в поведении Дельрена? Допускала, что прежде он жил с кем-то и не привык спать один, вот и использует меня как грелку. Это хоть как-то объясняло ситуацию: почему когда спит — нежен, а стоит очнуться — отстраняется и становится холодным. Ладно, пусть так. Не бьет, не кричит — уже хорошо. А потом натешится разнообразием и охладеет. Тогда, возможно, отпустит меня. Да, обидно, но, с другой стороны, иметь в знакомых старшего ловчего — не так уж плохо…

Тут Дельрен сменил позу и уткнулся носом в мою шею. Попыталась чуть высвободиться — и сквозь сон он пробормотал: — Спи.

* * *

Размеренно текли дни.

Я освоилась на кухне, на готовку уходило все меньше времени, поэтому почти весь день могла посвятить себе. С разрешения Дельрена брала книги из рабочего кабинета, читала, просвещалась, вечером обсуждала с ним прочитанное. Или нежилась в горячей ванне с душистыми маслами, что по здешним меркам — роскошь.

Как-то днем я лежала в ванной, читала книгу и смаковала вино, что нашла в хозяйских закромах. Дельрен должен был вернуться не раньше, чем через полтора часа, поэтому со спокойной совестью нанесла на лицо фруктовую маску со сливками.

Вдруг в проеме ванной комнаты мелькнула темная тень. Я резко обернулась, вздрогнула и И едва книгу не уронила в воду. Зато и тень ахнула голосом Дельрена. Засранец мало того, что вернулся раньше, еще и входную дверь умудрился открыть бесшумно. Никак жаждет довести меня до сердечного приступа.

— Дурак! — прошипела непочтительно и шумно выдохнула, чтобы отдышаться и немного успокоиться.

Он пропустил мимо ушей и в ответ съязвил:

— Еще одна ипостась? — никак пытается скрыть неловкость из-за своей малодушной реакции. А то ходит — грудь колесом: я мачо и в драке всех уфигачу, а тут как заяц подпрыгнул, едва потолок не разнес.

Вытянув руки с книгой, я опустилась голову под воду и уже через полминуты вынырнула с чистой кожей.

— Маска для лица, — пояснила спокойно, но, наверно, в моих глазах так и плещется мстительное злорадство.

— А вино? — Дельрен тоже взял себя в руки. Вальяжно подошел и отобрал бокал.

— Жалко?

— Нет, — принюхался, отхлебнул из него и вернул. — Но песка, обожающая принимать ароматные ванны, с бокалом вина и книгой — нечто невообразимое. Куда катится мир?

— Говорила же, что до двадцати двух лет жила и считала себя обычным человеком. И знаешь, была вполне счастлива. Никакой привязки, никаких придурковатых родственников из клана, — вздохнула.

Дельрен, осмотрел меня, задержав взгляд на коленке, выглядывающей из воды, и произнес:

— Вернусь домой — последую твоему примеру.

— А ты не насовсем пришел?

— Забежал поесть. Вернусь к утру.

— А… ты куда? — набралась я смелости и задала вопрос.

— К Зельне, — небрежно бросил он. Вроде бы в шутку, но… не знаю. У меня по груди пробежала волна льда, затем огня. Заклокотала ярость. Поклялась себе быть хладнокровной, но убью кобеля!

Я стиснула зубы, чтобы не взорваться, не впасть в истерику и слезы, чтобы не швырнуть в него фужер…

— Э! Только дом не спали! — верно истолковал Дельрен мое состояние. — И травить меня не стоит. Карается пожизненным заключением! И, вообще, мое вино хлебаешь — еще и угрожаешь. — Возмутился он и опять отобрал фужер. — Какая наглость! — присел на край ванной и отпил.

— Параграф семидесятый пункт первый подпункт третий, — уточнила я о меньшем сроке за неумышленное убийство ловчего, и он поперхнулся. А когда откашлялся, шутить ему перехотелось.

— Совсем озверела?!

Я мстительно посмотрела в его широко раскрытые глаза, выдохнула и четко произнесла:

— Благодарю за заботу, но не следует смешивать меня с грязью. И на чистоту, могу я написать письмо Маглебу?

— Зачем? — взгляд Дельрена похолодел. И голос стал тише, напоминая затишье перед бурей. И желваки недобро заиграли… Тогда-то я и спохватилась, что лучше заткнуться, но не смогла. Пусть хлебнет своей же микстурки.

— Вижу, что своим присутствием отвлекаю вас, господин Ловчий, от милой Зельны. Так не буду мешать вам влюбленным — найду другого покровителя…

От его взгляда я внутренне сжалась. Ой, кажется, сейчас что-то будет…

И верно, Дельрен медленно нагнулся, положил ладонь на мою макушку и, тихо прошипев:

— Остынь, — макнул меня лицом в воду.

Мне не было больно, но обидно. И книжка вымокла…

Верно Дельрен подметил, скверный у меня нрав, особенно когда «за усы» дергают. Не раздумывая, я выбралась из ванной и, отскочив подальше, швырнула в него намокшей книгой. Она попала ему в грудь, намочила форму, упала в воду и егце раз окатила Ловчего водой.

Дельрен медленно поднялся и с каменным лицом двинулся на меня.

Я попятилась. Страшно, до жути, но ненавижу его, ненавижу! Ярость и адреналин ударили в голову — и прежде чем он приблизился вплотную, взмахнула рукой. Запахло кровью, и сквозь разодранный борт формы ловчего проступили темные пятна…