Эта встреча совсем не походила на ту, что произошла в Дрездене два года назад, когда Мария Луиза засыпала свою мачеху прекрасной одеждой «от Наполеона». Теперь на положении содержанки оказалась Мария Луиза, и вся группа продолжила поездку в австрийскую столицу, а между тем бывшую императрицу не покидали сомнения относительно того, что ее там ждет.

Ей, несомненно, не хватало живости и воображения, но у нее вместе с тем были опасения относительно того, как ее поведение отразится на изгнании. Пока что ее могли простить за промахи и путаницу. На протяжении четырех лет она взмыла от состояния умственной изоляции захудалых задворок до положения супруги наиболее влиятельного в мире человека. А оттуда чуть ли не в одночасье скатилась до положения человека, который занимает чашки и тарелки, чтобы накрыть на стол.

Она особенно не беспокоилась о судьбе своего сына. Его гувернантка, «мама Киу», все еще номинально несла ответственность за наследника. Победители сообщили Марии Луизе, что она могла бы, если того пожелает, последовать рекомендации своего врача и поехать на воды в Савой, конечно, при условии, что мальчик останется в Вене.

Она с радостью уехала туда, а бежавшие бонапартисты решили про себя, что она просто делает вид, что довольна таким исходом и что водный курорт находится не так далеко от нового гнезда орла на Эльбе.

Возможно, у нее действительно возникала неопределенная мысль о том, чтобы использовать медицинское лечение в качестве предлога для побега с материка на остров к мужу. А может быть, она все еще верила тем, кто говорил ей, что такой поступок поставит под угрозу ее собственную судьбу и будущее их сына.

Никто никогда не сможет узнать об этом, так как (хотя при определенных обстоятельствах проницательный ум может прочитать мысли другого человека) этого нельзя сделать применительно к пустой голове.

Она отправилась на воды в июне и недалеко от Женевы встретилась со всадником, которого отец определил ей в конюшие. Она вполне обоснованно заподозрила, что он платный шпион Австрии.

Вначале она не очень ласково отнеслась к этому джентльмену. У него была серьезная и полная достоинства, но отнюдь не впечатляющая внешность. Одетый в форму австрийского гусара с черной повязкой, закрывающей ему правый глаз, офицер выглядел несколько старше своих тридцати девяти лет, хотя ей сказали, что ему именно столько. С самого начала он относился к ней с подчеркнутой любезностью и уважением.

Позже, уже на курорте, она узнала его лучше и ее отношение к нему постепенно изменилось.

Похоже, он пользовался абсолютным доверием ее отца, а также австрийского главнокомандующего Шварценберга и Меттерниха. Он был хорошим музыкантом, человеком семейным и в некотором роде щеголем по внешнему виду и манерам поведения. А главное, он обладал, во всяком случае по ее оценке, кладезем глубокой мудрости и очень привлекательной формой передачи ей своих познаний.

Его звали граф Адам Нейпперг, и ему предстояло выполнить любопытную задачу.

Графа Нейпперга тщательно отобрали на роль конюшего бывшей императрицы, но его деловые качества были вовсе не такими, как излагают на бумаге (даже в секретной переписке профессиональных дипломатов).

Так и не удалось установить, кто именно отобрал его, начнем с этого, или кто снабдил его подробными инструкциями, но кто бы то ни был, человек этот отлично разбирался в характерах людей. В лице Нейпперга Габсбурги получили главный козырь.

Мария Луиза со всей серьезностью отнеслась к водным процедурам в Эксе. Она провела там практически все лето, и Наполеон, которому стало известно, где она находится, вполне одобрил ее поступок, хотя теперь ему отчаянно хотелось, чтобы жена и ребенок приехали к нему в ссылку.

Приезжали и уезжали шпионы, работавшие на разных хозяев. Один агент привез на Эльбу прядь волос Марии Луизы. В первый период своего пребывания на курорте бывшая императрица вроде бы почти решила, что она должна соглашаться с желаниями своего сосланного мужа.

Это стало сигналом для Нейпперга. Он стал лихорадочно объяснять своей подопечной, насколько опасно было бы ехать к Наполеону и что это обязательно обрушило бы на нее гнев ее отца и его могущественных друзей и союзников. Он последовательно не ослаблял давления, намекая, объясняя, аргументируя, умоляя, и каждую ночь отправлял депеши, докладывая встревоженным государственным деятелям, собравшимся в Вене, о развитии ситуации.

Его сообщения тщательно изучались. Как бы ни были заняты делом перекройки Европы, флагманы и короли в Вене все же выкраивали час-другой, чтобы прикинуть, что может случиться, если Наполеон сможет заручиться симпатиями всего мира в связи с насильственной разлукой его с женой и сыном. Поэтому было существенно важно представить дело так, что инициатива разрыва исходит от Марии Луизы, и показать всем, что именно она, жена и мать, преднамеренно присоединилась к врагам своего супруга. Если же заставить ее уехать из Савоя и перебраться в какое-то более отдаленное от Эльбы место, появится повод обвинить победителей в бесчеловечном отношении к поверженному врагу.

К середине лета появились обнадеживающие признаки. Давая указания Нейппергу поехать в Экс, император Франц писал: «Помогите моей дочери советом». Примерно через месяц в Вену пришло письмо от самой Марии Луизы, в котором она пылко отзывается о Нейпперге и его мастерском патронаже, а также признает: «Его манера поведения нравится мне!»

В мире скоро узнали, насколько сильно это ей понравилось. Незадолго до того, как Наполеон подготовился к своему последнему прыжку и бежал с Эльбы, чтобы вышвырнуть Бурбонов из Франции, Мария Луиза, которой никогда не позволяли держать при себе самца животного, теперь завела постоянно прислуживающего ей спутника и уже ждала второго ребенка. Отцом ребенка и был одноглазый конюший, отличавшийся особой манерой убеждения.

Европейские принцы, привыкшие представлять Наполеона чудовищем Апокалипсиса, смотрели на все это и аплодировали.

Глава 22

Жозефина развлекает гостей

Другая женщина, которая прежде была женой Наполеона, тем летом тоже принимала участие в развлечениях, но она проводила их более открыто, нежели ее преемница.

Когда до Мальмезона дошли сведения о том, что вокруг наполовину построенной Триумфальной арки гарцуют русские казаки, у Жозефины появилось ощущение, что колесо Фортуны завершило полный оборот и что в любой момент ее могут засадить в небольшую камеру наподобие застенка в Ле-Карме, где ей надо будет дожидаться страшных вызовов на допросы, возможно даже с пристрастием.

Она разделяла ужас своего бывшего супруга перед толпой и размышляла над тем, что надвигающиеся на Париж орды не являются даже французами, от которых можно было бы ждать, что они вспоминают ее с теплотой. Для русских