— Грязная девчонка, — пробормотал я ей на ухо. — Тебе ведь нравится, когда тебя вот так выставляют напоказ, правда? Мысль о том, что кто-то может увидеть? Что они могут увидеть твое лицо и понять, как сильно ты наслаждаешься тем, как тебя заполняет мой толстый член? — Я выгибаю бедра вверх, проталкиваясь глубже, подчеркивая слова, когда произношу их. Марика испускает пронзительный скулеж от удовольствия, извиваясь на мне, пока я тереблю ее клитор.

— Не молчи, когда кончишь, — предупреждаю я ее. — Я хочу слышать твои стоны и мольбы. Я хочу чувствовать, как ты сжимаешь мой член, когда кончаешь. Я хочу, чтобы ты подпрыгивала на моем гребаном члене, боже… — Она снова двигает бедрами, еще больше приподнимаясь и опускаясь, качаясь на мне, и ощущения настолько чертовски хороши, что на мгновение их снова становится слишком много. Все это заводит меня больше, чем я мог себе представить, и я хочу, чтобы это длилось так же долго, как хочу кончить в нее.

Я слышу какой-то шум, доносящийся из дальнего конца самолета, но мне все равно. У нас может быть целая гребаная аудитория прямо сейчас, и мне будет все равно. Более того, я думаю, что это может завести меня еще больше. Я никогда не думал, что мне понравится, когда за мной наблюдают, но сейчас эта идея звучит так чертовски хорошо, что мне трудно сдержать оргазм и еще то, как хорошо Марика ощущается, обхватив меня.

Она близка к тому, чтобы кончить. Я чувствую это по быстрым, резким толчкам ее бедер, по тому, как она извивается и прижимается ко мне, и по небольшим вздохам, которые она издает, когда я нахожу тот ритм, который, как я знаю, ей нравится. Мне не нужно видеть выражение ее лица, чтобы понять, что это такое: ее полные губы в форме бантика разошлись в стоне, глаза закрыты, а лицо напряжено от удовольствия. Ее руки сжимают мои плечи, и с каждым движением ее тела по отношению ко мне я все ближе и ближе к краю, чувствуя себя так, будто не кончал уже несколько недель, а не так, будто кончил дважды всего несколько часов назад. И что еще больше сводит меня с ума, еще больше усиливает наслаждение, так это воспоминания о том, как она снова и снова опускается на мой член, сама желая меня.

Она такая чертовски мокрая, что мне было бы трудно не выскользнуть из нее, если бы не тесное, плотное положение, в котором мы находимся.

Я мог бы оставаться в ней вот так всю гребаную ночь.

Не помню, когда в последний раз я оставался твердым после кульминации, как раньше, после того как она заставила меня кончить своим ртом. Я слишком стар для такого дерьма, слишком стар для множественных оргазмов или даже для траха без приличного рефрактерного периода между ними. По крайней мере, так я себе говорил. Это было для моих двадцати, а не для сорока. Но Марика заставляет меня снова чувствовать себя гребаным подростком, как будто я не только могу продолжать снова и снова, но и должен удерживать свой оргазм, как один, как будто я собираюсь кончить слишком быстро, слишком рано. Я никогда не чувствовал ничего лучше, чем быть внутри нее.

И я чертовски уверен, что никогда не почувствую.

Я чувствую, как дрожат ее бедра, как подрагивает ее клитор под моими пальцами, а потом я чувствую, как она кончает, как ее киска напрягается и пульсирует на твердой длине моего члена. Мне кажется, что я сойду с ума от удовольствия, что ничто и никогда не было так хорошо, и ничто и никогда больше не будет. Я сильно насаживаюсь на нее, ощущая ее оргазм и слушая ее стоны, нарастающие до тех пор, пока я не убеждаюсь, что все в этом чертовом самолете могут ее услышать, и я надеюсь, что услышат. От этой мысли у меня внутри все пульсирует, я сильно насаживаю ее на свой член, выжимаю из нее все возможное удовольствие, прежде чем наполнить ее своей спермой.

— Тео…

Она задыхается от моего имени, и это меня останавливает. Я начинаю понимать, что ничто не заставляет меня кончать так, как ее сладкий голос со слабым акцентом, выкрикивающий мое имя. Я чувствую, как все еще сильнее вхожу в нее, мои руки на ее заднице, когда я сильно притягиваю ее к своему члену.

— Я сейчас кончу, — простонал я ей в ухо, впиваясь зубами в мочку. — Я собираюсь наполнить тебя, дорогая жена, прямо здесь, на виду у всех, я собираюсь, блядь, кончить…

Марика стонет, ее спина глубоко выгибается, когда она насаживается на меня, ее ногти впиваются в мои плечи сквозь ткань рубашки, и это только усиливает ощущения, моего пульсирующего члена внутри ее тугого жара, то, как она все еще трепещет вокруг меня от собственного оргазма, и наслаждается от этого, когда я жестко вбиваюсь в нее, и мой член просто взрывается, когда моя голова откидывается назад, и я чувствую рот Марики напротив моего горла, ее губы касаются моей кожи, и на мгновение мне кажется, что я никогда не перестану кончать.

И в этот момент, когда я сильно кончаю внутрь своей жены, у меня возникает четкое ощущение, что за нами наблюдают. Я прижимаюсь к ней на долгий миг, мои пальцы все еще впиваются в ее задницу, пытаясь заново научиться дышать. Я все еще пульсирую внутри нее и чувствую мокрый беспорядок, который мы устроили друг другу, — несомненно, после этого мне придется приводить себя в порядок. Но для нее…

Осторожно отстраняю ее от себя, натягиваю трусики и прижимаю к ней руку.

— Ты будешь полна моей спермы, пока мы не приземлимся, — пробормотал я ей в губы. — Я хочу сидеть здесь до конца полета, думая о том, как моя сперма стекает между твоих бедер, как намокают эти трусики. Ты можешь сделать это для меня?

Марика молча кивает, и я встаю, помогая ей вернуться на свое место, а она слабо садится, откидывая одеяло с ног. Она выглядит раскрасневшейся, ее волосы рассыпались по лицу, и любой, кто посмотрит на нее, поймет, что ее только что хорошенько оттрахали.

Я поворачиваюсь, чтобы