Теперь ледяные шарики поскакали по свежевымытым доскам деревенского пола. Они, подскакивая, быстро накапливались. Подуло свежестью и прохладой. Оконный проём мы прикрыли одеялом, держа его с двух сторон руками. Градины глухо стучали и по нему, но всё реже и реже. Постепенно град прекратился. Притих и дождик. Люди стали выходить во дворы и на улицу. Они становились свидетелями чёрной работы, проделанной градом: в окнах с подветренной стороны все стёкла в избах были разбиты. Люди, сокрушаясь, стали уже тужить о том, где и как доставать необходимое стекло.

Кроме разбитых окошек мне бросилась в глаза ещё одна доселе невиданная картина: все старые заборы, иссиня – серого цвета в обычное время, в одночасье побелели. Создавалось впечатление, что по всем деревенским заборам со стороны юго – запада кто – то аккуратно прошёлся рубанком и высветлил их.

На солнце, которое вскоре вышло, заборы светились золотом: природа как бы смеялась, говоря нам: «Нет худа без добра – любуйтесь, люди!» Но жителям деревни было не до любования: повредились как всходы яровых, так и озимых культур.

Такова она, матушка стихия – слепая и безудержная.

Береза после грозы

День был жарким и душным. Стояла ягодная пора. Я собирал возле леса душистую клубнику и землянику. Неуемно гудели комары и оводы.

Очень хотелось ветерка и прохлады, но было тихо. Ближе к обеду из-за леса стали появляться большие кучевые облака, издали доноситься приглушенные раскаты грома. Постепенно разрастаясь, туча взмыла над лесом и закрыла собой добрую половину неба. Стали видимыми яркие зигзаги молнии, и гроза вплотную приблизилась к моей ягодной плантации. Появились редкие, но крупные капли дождя.

Я достал припасенную на всякий случай клеенку, накрылся ею и присел у ствола ближайшей березы. Летний дождь, усиливаясь, превратился в настоящий ливень. Гроза во всей своей мощи грохотала над моей головой. Запахло озоном. Дождь продолжался довольно долго. Но лето – не осень, все постепенно прекратилось.

Я поднялся, встряхнул клеенку и решил пойти на автобусную остановку. Под ногами хлюпало. Вся трава намокла и полегла. Не пройдя вдоль леса и десяти шагов, я обратил внимание на стоящее рядом дерево. Это тоже была береза. С ее ствола примерно на метр от земли вся кора полностью отлетела. Она валялась рядом на мокрой траве.

Вначале я подумал о хулиганах, прибегавших в лес с топором и от безделья покалечивших дерево. Но эта мысль отпала сама собой, когда подойдя поближе, я рассмотрел ствол березы. По нему шли заметные вертикальные трещины. Из каждой выделялся парок с запахом березового сока. Во многих местах из трещин торчали узкие и тонкие щепочки, напоминающие пластмассовые зубочистки. Их концы были опалены огнем.

Я окончательно понял, что в это дерево только что попал разряд молнии. Огненная стихия, проходя по сырому стволу дерева, мгновенно превратила березовый сок в пар, а он, расширяясь, раскалывал дерево, образуя трещины. Не будь береза живой, она, наверное бы, воспламенилась.

Я долго трогал руками дерево, принявшее на себя удар грозы. Листья его еще оставались зелеными, но как-то печально поникли по сравнению с теми, что красовались на соседних деревьях. Из-за падающих на землю капель создавалось впечатление, что дерево плачет, как человек в сильном горе.

Всем своим задумчиво-печальным видом береза будто говорила: «Мне было очень страшно». Я нежно погладил ее рукой и пожелал крепиться, хотя понимал, что с облетевшей корой дереву вряд ли удастся выжить.

Бывая в лесу, позже я не раз подходил к березе как к своему близкому другу, с которым вместе переживал и пережидал летнюю грозу. Я заметил, что самые первые желтые листочки в лесу появились именно на этом дереве. Оно же первым сбросило всю листву.

Я подходил к березе и зимой на лыжах. Голая часть ствола была уже полностью завалена снегом, и внешне дерево ничем не отличалось от других. И только я знал, что оно очень и очень болеет. Придя на прежнее место поздней весной, когда весь лес уже красовался в зеленом наряде, я хотел увидеть на моей березке хотя бы редкие листочки, но… увы. На месте знакомого мне дерева стоял гладкий пень. Кто-то уже успел спилить березу на дрова. Грустным ходил я в тот день по лесу. Наверное, оттого, что знал всю правду об истории жизни и смерти друга-дерева.

И зверье… не бил по голове

В послевоенное лихолетье мы, подростки, рано приобщались к труду, ведь в деревне катастрофически не хватало мужской силы. Тяжелую работу вынуждены были выполнять женщины и дети. Уже после 5 класса я умело запрягал лошадь и на повозке перевозил зерно от комбайнов на зерноток. Сельскохозяйственная техника, работавшая в те годы на полях, была еще времен первых довоенных пятилеток – вся латана-перелатана. Но женщины были довольны и тем, что примитивные комбайны освобождали их в страду от мучительной работы, когда от зари и до зари в поте лица они серпом жали рожь, пшеницу, а затем вязали их в снопы. Тогдашние комбайны «Коммунар» и «Сталинец» были громоздкими и не имели собственного хода. В рабочем состоянии они издавали такой шум и грохот, который едва ли услышишь на современном космодроме. Один трактор ХТЗ не мог передвигать по полю такой комбайн, поэтому впрягались сразу два таких трактора с огромными задними колесами в металлических шипах.

Во время работы вся эта техника пугала детей, домашних и диких животных по всей округе. Едва обученные молодые лошадки шарахались от этих грохочущих монстров. Комбайнеры и трактористы вынуждены были глушить моторы на то время, пока мы насыпали в телегу, покрытую пологом, золотистое зерно из бункера. На хлебных полях в те годы водилась разная дичь: зайцы, лисицы, другие зверюшки. Грохота железной и дымящей техники они хоть и пугались, но несжатое поле покидать не торопились, маневрируя по нему. Когда оставалась узкая полоска несжатой пшеницы и прятаться уже было негде, опытные и матерые зверьки убегали в окрестные леса и рощи, а несмышленые упрямцы оставались в поле до последнего. Один случай мне запомнился навсегда. Еще накануне, отвозя зерно от комбайна, я заметил зайца, прячущегося среди пшеницы, а несжатая полоска была довольно узкой. На следующий день я должен был исполнять обязанности пастуха, так как в деревне свой скот пасли по очереди: из-за его малочисленности найти постоянного пастуха было трудно. Стадо к тому времени начали выгонять в поле и пасти по жнивью: