поля были довольно сорными, и в жнивье росло много сочной травы. К тому же коровы, козы и овцы лакомились оставшимися после жатвы колосками пшеницы. Я пас стадо на том самом поле, где предстояло завершить жатву. Карауля буренок, я наблюдал за работой людей и техники. Ближе к середине дня несжатая полоска сузилась настолько, что жнейке оставалось пройтись всего раз-другой. Неожиданно я заметил, что из пшеницы, недалеко от комбайна, выбежали сразу два зайца. Ошалев от грохота, они со всех ног помчались в сторону суходола, где была небольшая роща. Трактористы и комбайнеры остановили свои машины и с вилами, молотками и палками погнались за зайцами. Бедняги, заметив, что их преследуют люди, разбежались в разные стороны. Один заяц бежал так быстро, что механизаторы от него отступились и всей ватагой погнались за другим, менее быстрым и маневренным. Этот косой, видимо, рассчитывал смешаться с моим стадом и переждать там угрозу. Он мчался прямо на меня и не уклонялся в сторону. Я поджидал зайца и находился в противоречивом и тревожном раздумье: с одной стороны, я, вроде бы, должен был помочь односельчанам в поимке зайца, но, с другой – было нестерпимо жаль убивать беззащитного зверька. Заяц находился рядом со мной, и я мог уже ударить его палкой.

Возможно, в тот момент он начал прощаться с жизнью: присел передо мной на задние лапки. А мужики уже подбегали и кричали, чтобы я ударил палкой по зайцу. Я не знал, как поступить: упущу зайца – меня все станут звать разиней, убью его – буду всю жизнь корить себя за это. К тому же я помнил строки из стихотворения С. Есенина: «И зверье, как братьев наших меньших, никогда не бил по голове». Поэт-то не бил, а меня побуждают сделать это. В отчаянии я изо всей силы ударил палкой

по земле в непосредственной близости от зайца. Косой, видимо, обезумев от такого удара, подпрыгнул высоко в воздух и поскакал в сторону рощи с утроенной скоростью. Поняв, что им теперь зайца не догнать, механизаторы подошли ко мне. Кто-то, окинув меня горящими глазами с головы до ног, сказал: «Э-э, растяпа!» Другой, вторя ему, добавил: «Мазила». Опустив голову, я готов был принять удар на себя. Однако его не последовало. Махнув в мою сторону рукой, трактористы и комбайнеры пошли дожинать поле. А я с пастушьей палкой в руках направился к своему стаду.

Поплатился

Стояло в самом разгаре лето. На Ахтубинской площадке длинная очередь садоводов-огородников – ждём автобус. Впереди меня парень не первой свежести. К женщине, стоящей впереди него, торопливо подбегает девушка – видимо, её дочь. На её плече висит небольшая спортивная сумка с расстёгнутым наполовину замочком. Женщины начинают что-то активно обсуждать, жестикулируя руками. Парень – весь внимание. Он неотрывно следит за сумкой. У меня возникло подозрение – парню очень хочется проверить содержимое сумки. Хотя и следил, заметить ничего не успел. Но в том самом месте, где стояли мы, раздался сильный крик. Так могут кричать люди только от невыносимой боли. Перед моими глазами всё та же сумка девушки, но из неё обозленно глядит на парня бульдог и зажимает в пасти руку парня. Девушка, оборачиваясь, кричит: «Нельзя!». Собака тотчас отпускает руку парня. Парень грубо ругает девушку, напирая на то, что она держит собаку без намордника. А она спрашивает, зачем он шарит по чужим сумкам. В очереди началась суматоха.

На площадке начала разыгрываться сцена, похожая на ту, которую описал Чехов в рассказе «Хамелеон». Многие, конечно, понимали, что парень искал в сумке вещи либо деньги, но потревожил мирно спящую там собаку. Неизвестно, чем бы закончилось дело, если бы не подошёл проходящий мимо участковый милиционер. Оглядев спорщиков, он узнал парня и обратился к нему по кличке: «Боксёр, ты зачем шаришь по чужим сумкам?»

«Никак нет, гражданин начальник – на этот раз я страдаю безвинно,

я только хотел погладить собаку!» – ответил парень, показывая больную руку. Однако гражданин начальник ему не поверил, так как засекал его раньше за воровскими делами. Милиционер задержал парня. А мы, обсуждая случившееся, покатили на автобусе на свои огороды.

Батюшка Урал

Я знал, что Геннадий Петрович не раз бывал на Урале. И вот за чаем он стал делиться впечатлениями о своих посещениях могучей кузницы страны.

– Впервые я оказался на Среднем Урале в 1964 году – решил съездить на майские праздники к брату Ивану, проходившему срочную службу в Нижнем Тагиле. Из Казани выехал поездом до Свердловска, где предстояла всего одна пересадка. Студентам тогда продавали льготные билеты, и я попробовал прокатиться в купейном вагоне. Попутчиками оказались милые состоятельные люди – молодая семья, возвращавшаяся с курорта домой в Сибирь. Обедая, они гостеприимно приглашали меня за общий стол, отвергая все мои попытки отказываться. Там я в первый и единственный раз в жизни отведал жареных рябчиков. Когда нежное мясо оказывалось во рту, почему-то вспоминал, еле скрывая улыбку, известные слова В.Маяковского об ананасах и рябчиках.

Чем ближе поезд подходил к Уральским горам, тем явственнее выступали признаки затяжной весны: в оврагах виднелся уставший от долго лежания снег, а речки все еще находились в режиме бурного половодья. Не доезжая до Свердловска, увидели знаменитый пограничный столб на том месте, где Европа встречается с Азией. Давно замечено, что любой разделительный знак волнует людей, поэтому все пассажиры поезда прильнули к окнам вагонов с правой стороны нашей дороги.

Без заметных приключений мы доехали до Свердловска, где я любезно распрощался со своими попутчиками и вскоре пересел на поезд, идущий в Нижний Тагил. Брат был безумно рад моему приезду. На пару дней меня устроили в городской гостинице. Ивану давали неплановые увольнительные в город, где мы счастливо проводили свое время.

Своим названием Нижний Тагил обязан протекающей через город реке Тагил. Город этот сверхпромышленный: дымят трубы заводов, фабрик и дышащие огнем и жаром доменные печи. Город-труженик,

кувалда Среднего Урала. Здесь в предвоенные и военные годы серийно производились танки, пушки и гаубицы, в том числе и Т-34, признанные лучшими в мире. Это отсюда в критические и другие периоды войны шли на запад эшелоны с зачехленной мощью стволов и гусениц на защиту Москвы, Ленинграда, Сталинграда, Орла и Курска. Днем и ночью ковалось здесь оружие Великой Победы. Весь фронт огромный тогда «повторял со вздохом нежности сыновней два слова: Батюшка Урал…».

Время нашей встречи с братом пролетело быстро. Расставаясь, я пожелал ему