Макс усмехнулся, а в его глазах появилась жалость.

— Бог мой, да у тебя звездная болезнь! У тебя, наверно, отсобственной известности крыша поехала. Я слышал, что всех звезд зашкаливает, ноникогда не думал, что до такой степени.

Я фыркнула и пробурчала:

— Меня не зашкаливает. Я просто на все смотрю довольнореально. Вот если мы останемся живы и когда-нибудь вернемся в Москву, тыувидишь, что я даже и двух шагов не смогу сделать по улице.

— Почему? У тебя откажут ноги? — с нескрываемой издевкойспросил Макс.

— Нет. Я не смогу сделать двух шагов, потому что на меняналетят поклонники. Для того чтобы я осталась неузнаваемой, мне приходитсяочень часто менять свою внешность. Так часто, что ты даже не можешь себепредставить.

Макс постучал ногой еще по одной запаске, смахнул пот со лбаи сказал одну фразу так, словно говорил сам себе:

— Кажется, у раннего Хемингуэя есть одно замечательноеназвание: «Что-то кончилось».

— Что кончилось? — ничего не поняла я.

— Это название такое — «Что-то кончилось».

— Никогда бы не подумала, что современная братваинтересуется ранним Хемингуэем.

— А зря. И не только интересуется, а даже его перечитывает ицитирует. Нынешняя скотская жизнь заставляет множество образованных людей идтив криминал. Я знаю одного вора в законе, у которого целых три высшихобразования. Он книги умные пишет, читает только интеллектуальную прозу, атакого собеседника, как он, днем с огнем не найдешь. Золотой мужик.

— А зачем ты вспомнил этот роман?

— А я его и не забывал. Очень точное определение, точнеепросто не придумаешь. Двое людей были вместе, боролись с трудностями и дажеверили в то, что они друг друга любят, а как трудности закончились, имперестает казаться, что они любят. Они вдруг понимают, что им нет смыслапродолжать отношения.

— Ты это к чему сказал?

— Да так, просто.

Воцарилось молчание. Я с любопытством разглядывала Макса.Это был человек, про которого я, в сущности, ничего не знаю, но есть какое-тостранное ощущение, что я знаю про него все. Макс поднял голову, и наши взглядывстретились.

— Ты что так на меня смотришь?

— Ты очень красивый.

— Я же не женщина, чтобы быть красивой.

— Мужчины тоже бывают красивыми.

Наверно, Макс не любил комплименты и не посчитал нужнымпродолжать начатый разговор. Я решила больше его не смущать и сталаразглядывать пепелище. Странная горячая дрожь поднялась от моих ног к самомугорлу. Перепугавшись, что могу вновь потерять сознание, я встала и, превозмогаястрах и боль, двинулась к пепелищу. Под одним из обгорелых бревен лежал труп, вкотором было невозможно опознать одного из семерых мужчин.

— Макс, тут труп! — крикнула я и ощутила довольно сильноеголовокружение.

— Отойди оттуда! Какого черта ты туда полезла?! — Максвзмахом руки показал мне, чтобы я подошла к машине.

Приблизившись к машине, я удивленно пожала плечами.

— Если я не ошибаюсь, тут все четыре колеса.

— Верно. Ты не ошибаешься. Одно колесо не прокололи.

Я замерла.

— Ты хочешь сказать, что мы сможем отсюда уехать?!

— А почему бы и нет?

— Макс, ты даже не представляешь, какой ты замечательный! —Я захлопала в ладоши.

— Это не я замечательный. Это колеса у машины замечательные…

Макс достал из машины пакет. В нем оказались два спортивныхкостюма и одна-единственная футболка. Протянув мне футболку, Макс заверил меняв том, что ему для меня ничего не жалко, и надел костюм на голое тело. Я судовольствием облачилась в предназначенное мне обмундирование.

— Никогда спортивные штаны без трусиков не надевала, —заметила я.

— Было бы хуже, если бы тебе пришлось ехать в одних трусикахбез спортивных штанов.

В пакете оказались еще и бутылка вина, открывашка, несколькопластиковых стаканов, целый батон белого хлеба и сигареты.

— Вот это да! — не смогла я сдержать своего восторга. —Такое впечатление, что все это для нас приготовили…

Выпив совершенно отменное красное вино, мы закусили хлебом,в последний раз взглянули на пепелище и сели в машину. Макс включил зажигание изадумчиво произнес:

— Только вот документов у нас нет.

— А зачем нам в лесу документы?

— В лесу-то они и в самом деле ни к чему. Они могут нампонадобиться, когда мы выедем из леса.

— Ерунда. Какие, к черту, документы, если мы попали в такиепередряги…

Мы долго ехали по лесной дороге и молчали.

Я вытянула свою сломанную ногу и тихонько подвывала в такмузыке, играющей в машине. Макс беспрестанно курил, смотрел прямо перед собойна дорогу и напряженно думал. Он ехал медленно — дорога была просто ужасная.

— Макс, о чем думаешь?

— О том, что мы все-таки остались живы.

— Конечно, а по-другому просто не могло быть. Тебе выпаловеликое предназначение — спасти женщину, о которой говорят миллионы.

— Да хватит тебе…

— Макс, я знаю, о чем ты думаешь, — сказала я серьезно.

— О чем?

— Ты думаешь, как жить дальше.

— Надо же! Ты ясновидящая!

— Я серьезно говорю. Со мной все понятно. Я вернусь в своюпрежнюю жизнь и буду жить точно так же, как жила. Съемки, спектакли, поездки…Моя жизнь налажена, и даже после всего, что случилось, она останется безизменений. С тобой совсем другое дело. Ты согласился мне помочь и организовалпобег. Выходит, ты сам подписал себе смертный приговор. Твои друзья таких вещейне прощают. В твоем мире свои законы и свои правила. Ты их нарушил. Ты думаешьо том, куда возвращаться. В тот мир, где ты обитал, тебе вернуться нельзя, этосмерть.

— Не говори ерунды. Я совершенно не переживаю об этом.

— А вот и переживаешь. Я вообще не понимаю, почему ты нехочешь быть со мной откровенным. В конце концов, мы с тобой близкие люди, яочень тебе обязана.