– Поищу там, стало быть. Заодно и сторожей надежных приискать надо. Тут, я погляжу, проблема сбережения всяческого добра на первом месте.

– Э-э, батенька, да тут, на Сахалине, все стоящие перед людьми проблемы первоочередные, – снова вздохнул фон Бунге, скомкал и бросил на стол накрахмаленную салфетку. – Исполняющему должность губернатора, господину Валуеву не желаете визит нанести, Карл Христофорыч?

– К чему без толку занятого человека беспокоить? – пожал плечами Ландсберг. – Я ведь даже не уверен пока, что вернусь сюда из Владивостока…

* * *

…Тем не менее на Сахалин Ландсберг вернулся. Через три недели зафрахтованный им пароход привез в Дуэ целую гору коммерческого груза для будущего магазина, мебель и всевозможную «столярку» для дома. Для почтово-телеграфной конторы в посту Александровском был выписан из Германии и отправлен на Сахалин пассажирской скоростью новейший телеграфный аппарат.

Глава девятая. Воскрешение

Сознание возвращалось к Карлу медленно. Сначала он почувствовал острую боль в предплечье и догадался, что боль вызвана уколом. Потом вернулся слух, и он осознал, что в ушах звучит ритмический стук вагонных колес. Еще не открывая глаз, Карл нахмурился: откуда стук? Почему стук? Ведь он уже вернулся в Петербург, встретился со своей Олюшкой и сыном.

Пока он вяло размышлял об этом, невидимые мягкие и сильные пальцы разлепили ему слипшиеся веки, и по глазам ударил яркий узкий луч электрического фонаря. Чей-то далекий и смутно знакомый голос произнес:

– Марк, через пару минут он окончательно придет в себя. Сходи, позови мадам Дитятеву! Только не веди ее сразу сюда – оживший супруг будет слишком неожиданным для нее ударом.

– Сходил бы ты за ней сам, Илья! Ты же доктор, как-никак… Ну что я ей скажу? Пардон, Ольга Владимировна, ошибочка с вашим мужем вышла… А похороны, мол, вам причудились… И потом: ты же сам говоришь, что для Карла твоя вторая трансфузия – всего один шанс из трех. Может – Боже, упаси, конечно! – не будем спешить с оповещением несчастной Ольги с радостным событием?

– Замолчи, Марк! К твоему сведению, пациент в настоящую минуту все слышит и все осознает!

Карл Ландсберг застонал: вместе с сознанием к нему возвращалась боль во всем теле. Он с трудом разлепил глаза и увидел два смутных силуэта.

– Где… Где я? – прохрипел он.

– Ага, очнулся! – один из силуэтов склонился над ним.

Чья-то рука ощупала пылающий лоб Карла, степлившийся компресс на лбу сменился новым, освежающе-холодным.

– Вы меня слышите, герр Ландсберг?

– Да… Кто вы?

– Вот новости! Он еще спрашивает! Позвольте, в таком случае, представиться: ваш спаситель, доктор Климов! Давайте-ка я вам еще инъекцию сделаю – будет полегче, обещаю! Марк, иди! Кому сказано? Утром мы будем уже в Берлине – ты можешь представить реакцию супруги твоего друга на вокзале? Пусть уж лучше сейчас – до утра успокоим ее, ежели что…

Граф Ивелич, покачав в сомнении головой, направился к переходному тамбуру.

В руку Карла вонзилась еще одна игла шприца, и он поморщился.

– Ага! – почему-то обрадовался доктор Климов. – Ага! Вы чувствуете боль – это же замечательно, голубчик! Раз есть боль – значит, и нервные окончания живы!

– Где я? – повторил Карл.

– В вагоне поезда, зафрахтованного из Петербурга в Берлин, барон.

– А… А зачем? – слова давались Карлу трудно, язык был словно чужим.

– В Петербурге я сделал вам операцию трансфузии, голубчик. То есть заменил часть вашей отравленной кровь здоровой. В Берлине мы повторим эту операцию: болезнь зашла слишком далеко.

– А почему в Берлине?..

– Потому что подобные операции в России пока незаконны и не рекомендованы российскими медицинскими корифеями. Если бы мы с вашим другом Ивеличем не вывезли вас из больницы и не спрятали бы, то вашего покорного слугу могли бы арестовать, а вы бы умерли… Извольте-ка вдохнуть нашатыря – это прочистит вам мозги, барон. Сейчас сюда придет ваша супруга, которая до сих пор полагала, что вы уже отдали Богу душу и лежите себе на Волковом кладбище!

– Олюшка, бедная моя… Столько ждать, столько мучиться… А Георгий?

– Ваш сын до поры до времени отправлен к вашей матушке в Шавли, барон.

– Доктор, скажите… У меня есть шанс поправиться?

– Честно? Гм… Знаете, если бы у меня была возможность сделать вам трансфузию вчера или сегодня, шансов было бы больше. Но положение не безнадежное, верно вам говорю! Организм у вас крепкий, Бог даст – все обойдется!

– И все-таки?

– Вот неуемный пациент! Ну, хорошо: один к трем. Это вас устраивает?

Громко хлопнула стальная межвагонная дверь, по салону прокатилась волна холодного воздуха. Карл приподнял голову, но из-за ширмы были слышны только голоса.

– Вот и ваша супруга. Учтите, свидание будет коротким! – предупредил Климов. – Вы еще слишком слабы, да и супруге надо привыкнуть к мысли, что вы живы…

Плача и смеясь одновременно, в санитарный отсек ворвалась Ольга Владимировна, упала на колени перед постелью с мужем.

– Карл, я не верю своим глазам! Ты жив! Жив! – она на мгновение обернулась на Ивелича и Климова. – Господа, какое невероятное и… жестокое чудо вы сотворили!

Вены на лбу Карла вздулись, лицо стало багровым. Он явно хотел что-то сказать, открывал и закрывал рот.

– Позвольте! – не слишком деликатно отстранив Дитятеву, доктор Климов измерил пульс Карла и бросил через плечо. – Сударыня, я вынужден просить вас немедленно покинуть санитарный вагон! Простите, конечно, но это в интересах вашего супруга! Каюсь, не ожидал: слишком сильное душевное потрясение вызвало у него резкий подъем артериального давления. Марк, Ольга Владимировна, прошу вас! Вы слышите меня? Пошли вон, я сказал!

* * *

Через полчаса упорной борьбы за жизнь пациента Климов устало разогнулся, помял обеими руками занемевшую спину. Приоткрыв окно, закурил свою излюбленную египетскую папиросу. Выкурив одну, зажег другую и обернулся на стук двери. Ивелич, озабоченно почесывая щеку, с тревогой поглядел на затихшего Карла, перевел вопросительный взгляд на доктора.

– С Карлом пока все в порядке – насколько это возможно, – отрывисто ответил на немой вопрос Климов. – Но у него сильный жар, и горячая кровь быстрее поникает в органы его тела. А поскольку она отравлена…

– Я, конечно, не медик, Илья, – кашлянул Ивелич. – Но в вагонном холодильнике до черта льда. Может?..

– Может. Или не может – не знаю… Я и сам сейчас сомневаюсь в своих медицинских способностях, – признался Климов. – Я просто не решаюсь принять одно из двух возможных решений. Я могу сбить Карлу жар, но тогда он неминуемо уснет. Или впадет в забытье, из которого может уже не выйти!