и есть демон. Ради мойр, Клерс, прекрати пробивать копытами пол! – подавшись телом вперед, я упал на матрас и широко расставил руки, блаженно застонав. Повел левым плечом назад, услышав звук вставляющегося предплечья.

– От тебя даже единые по крови бегут, Мулцибе́р. Тебе стоит задуматься…

– Клерс, – прорычал я, приподняв голову и посмотрев на сатира исподлобья.

Он фыркнул, сложил руки на груди, но промолчал. Сатир с отвращением посмотрел на рвотные массы около кровати и, подойдя к двери, распахнул ее и крикнул прислуге. На пороге появилась смертная женщина лет сорока в темном платье до колен. Клерс о чем-то принялся усердно рассказывать ей, но я перестал слушать их, погрузившись в собственные мысли.

Перед глазами вновь и вновь возникала картина из сна – фея с золотистыми волосами, которая несется по полю. Я прикрыл глаза, стараясь вновь погрузиться в приятное воспоминание, но ее образ ускользал из раза в раз, оставляя после себя горькое послевкусие. На языке крутился единственный вопрос – существовала ли она на самом деле или была лишь миражом, который помог мне справиться с тьмой, что плотным кольцом заковала в свои цепи.

– Мулцибе́р!

Клерс стоял около меня и щелкал пальцами возле лица, пытаясь привлечь внимание. Я приоткрыл один глаз и посмотрел на сатира, изогнув губы в подобие улыбки.

– Что, мой парнокопытный друг?

Сатир, широко распахнув глаза и рот от возмущения, со всей силой ударил меня по спине. Я резко выпрямился и зашипел, пытаясь дотянуться ладонью до кожи, горевшей огнем.

– Смотрю, тебе уже лучше, – издевательски протянул сатир и повел бровями.

– Подожди, – резко осекся я, – какой сегодня день?

Я медленно сел на кровати, поджав под себя ноги, и стал внимательно всматриваться в черты лица сатира. Опершись одной ладонью о матрас, вторую резко выкинул вперед и ухватился за подбородок Клерса, рассматривая друга со всех сторон. Тот пыхтел, пытался отодрать мою руку, но стальная хватка не позволяла ему это сделать.

– Отпуфти!

– Какой сегодня день, Клерс?

– Кыф!!!

Я отпустил сатира и, встав с кровати одним резким движением, подошел к нему. Тот, отступая, выставил руки вперед в попытке защититься от моего натиска.

– С цепи, что ли, сорвался… ты меня пугаешь…

– Не поверишь, ты меня тоже, Клерс.

В душе зарождались противоречивые чувства – до дня рождения сатира оставалось не более суток, но за это время Клерс бы уже не смог так яростно атаковать меня своим присутствием. Все его движения были раскрепощены, цвет лица здоров, шерсть лоснится. Неужели заговоренная вода сирен помогла? Ве́дас и Алке́ста провели ритуал без меня?

Я задумчиво склонил голову набок и уперся руками в стену по обе стороны от лица Клерса. Сатир, поочередно переводя взгляд с одной на другую, шумно сглотнул и посмотрел на меня взглядом, в котором проскользнул страх.

– Мулцибе́р… – чуть ли не проблеял Клерс, когда я присел на колени перед ним, встретившись взглядом.

Я втянул воздух через нос и не почувствовал болезни, что долгие годы отравляла жизни сатиров. Одной рукой провел вдоль тела друга и удивленно усмехнулся – его нутро больше не отражается страхом и безысходностью. Я не сводил с Клерса пристального взгляда, не сдвинулся с места, когда он дернулся от моего прикосновения к сердцу. Оно размеренно билось под ладонью.

– Мулцибе́р…

– Тшшш.

Приложив палец свободной руки к своим губам, продолжая удерживать вторую на сердце сатира, я почувствовал чужую магию – первородную, светлую, отчего закружилась голова и проснулась жажда. Хотелось не напитаться желаниями других, а самому подарить их обладателю силы, с которой столкнулся. Я сощурился, пытаясь ухватиться за призрачную нить, что резвилась в душе Клерса.

– Кто здесь был, пока я валялся в беспамятстве?

Убрав руку от сердца сатира, я выпрямился и посмотрел на него сверху вниз, ожидая объяснений. От светлой магии, что таилась в теле Клерса, дрожали руки. Моя сила – темная, необузданная, играющая на желаниях и пороках других, возжелала обладать неизведанным. Жажда, что проснулась в душе, разрасталась по телу, требуя, чтобы я заглушил ее.

– Мулцибе́р…

– Ты уже без малого три раза повторил мое имя. Я его прекрасно помню и без этого, Клерс. Кто был во дворце?

– Фея.

Я удивленно выгнул брови и усмехнулся, не поверив в слова Клерса. Феи давно были лишь мифом, легендой. Такие светлые душой существа не уживались на континентах, где царил разврат. Они подпитывали свою магию любовью того, кто согласится быть их верным спутником. Но добровольцев, к сожалению, было не так много – не каждое существо, обладающее магией, согласится быть своего рода донором для другого. Феи умирали от бессилия, но их магия все равно витала в воздухе, ожидая своего часа. Легенды гласили, что лишь сама Жизнь сможет возродить светлых существ, которым в прошлом была уготована незавидная судьба.

– Фея, значит? И как же она выглядела?

– Ты не веришь мне? – ядовито процедил Клерс, явно задетый издевкой в моем голосе.

– Пока не вижу поводов доверять, – уклончиво ответил я, – но в твоих силах все изменить, не так ли?

– Ты невыносим.

– В этом моя прелесть.

Клерс фыркнул, а затем усмехнулся. Расслабившись, сатир, цокая копытами, прошел мимо меня и взобрался на кровать. Постучал по матрасу рядом с собой в пригласительном жесте, но в я ответ мотнул головой, давая понять, что предпочту стоять. Опершись спиной о стену, я скрестил руки на груди и ноги в щиколотках. Тело, все еще слабое от выброса магии, чуть потряхивало, покрывая кожу мурашками.

– Ладно… Я нашел фею около могилы отца. Без понятия, что она там делала посреди ночи, но мне стало ее жалко. Валялась там себе на сырой влажной земле, едва дыша. Мне больших усилий стоило дотащить девушку до крепости… сам понимаешь, я не так высок…

– Ближе к делу, Клерс, – нетерпеливо отозвался я.

– Да… внешность… я запомнил лишь зеленые глаза, длинные золотистые волосы и крылья, обрамленные бирюзой.

Я перестал дышать. Лишь крепче сжал челюсть, чтобы не выдать эмоций, которые вихрем закрутились в душе.

– Если я увижу фею в толпе, то смогу сказать, она это или нет. Хотя их, должно быть, не так много и осталось.

Клерс замолчал, начав нервно заламывать пальцы. От него исходил ярко выраженный запах крыжовника и лимона – обида, которая шлейфом растекалась по комнате. Я опустил руки вдоль тела и тяжело вздохнул, осознавая, что перегнул палку. Опустившись на колени перед Клерсом, протянул ему руку в знак примирения. Сатир перевел взгляд на меня, затем на ладонь, мотнул головой, но ответил рукопожатием, пытаясь как можно сильнее стиснуть