Дарья Олеговна опять тихо охнула – новость о деньгах онауслышала впервые.

– Уверен, что и Балуков им платит, – хмуропроизнес Бабкин. – Преступлений они не совершают, но денежку делают навсем, видно, по старой привычке. Чем могла помешать им Ледянина?

– Ничем. – Макар говорил уверенно. – Они неделают ничего противозаконного, а их прошлое никого не касается. ДарьяОлеговна, если бы в деревне узнали о прошлом Мещеряковых, им бы что-нибудьгрозило? Я спрашиваю, потому что не знаю ваших порядков. Могли бы дом их сжечь,к примеру?

Дарья Олеговна покачала головой:

– Нет, Макарушка. Удивились бы все сильно. Думаю, вгости звать их перестали. И все.

– Вряд ли ходить по гостям для них так заманчиво, чтобыиз-за этого убивать, – засомневался Бабкин.

– Если они не готовили ограбление века, –задумчиво проговорил Илюшин.

– Угу, ограбление века. Кражу внутреннего глаза,роговой оболочки и хрусталика. Макар, кого здесь грабить?

– Не знаю, поэтому пока версию не отбрасываем. Вдругтут у кого-нибудь в избе подлинник Виже-Лебрен висит на стене? Хотясомнительно, конечно.

– А с Царевыми что? – вздохнул Бабкин. –Выкладывай, не стесняйся. Старшая – медсестра-убийца, а ее дочь – пожирательтрупов? После Мещеряковых могу предположить только что-нибудь жуткое.

– Нет, с ними ничего криминального. – Макар вынулиз кармана аккуратно сложенный листок и пробежался по нему глазами. – Нодва года назад Светлана Валерьевна Царева отдала своего сына Егора Царева вдетский дом и написала отказ от мальчика.

– Ребенка?! – прошептала Дарья Олеговна, которуюэто известие поразило больше, чем биография соседей. – Своего ребенкаотдала в приют? Как же так?! Он же маленький, больной…

– Потому и отдала, что маленький и больной. –Макар свернул лист и сунул обратно в карман. – У него диагнозов – наполовину страницы, если мелкими буквами писать. Но мать заставила ее – или упросила,я не знаю, – взять мальчика обратно. Это было сложно сделать, там какие-тосвои правила: если ты подписал отказ от ребенка, то лишаешься родительскихправ. Но мать с дочкой сумели отыграть назад – подозреваю, не без помощивзятки. А может быть, директриса детского дома пошла им навстречу, если онибыстро спохватились. В общем, Егора им вернули. Спустя год Светлана, похоже,покушалась на самоубийство, но информация непроверенная.

– А кто отец мальчика? – поинтересовался Бабкин.

– Не знаю, – развел руками Макар. – Я нефокусник. Все, что можно было, выяснил, но на подробности личной жизни ушло быв четыре раза больше времени. Могу предположить, что кто-то из знакомыхСветланы, из тех, с кем она общалась постоянно. Хочешь – спроси у нее самой.

– Не хочу, – отказался Бабкин. – Тяжелаяистория.

– Тяжелая, – согласился Илюшин. – Итак, чтомы имеем в результате? Мы имеем в каждой семье из тех, с кем общалась Ледянина,свои скелеты. Один мы узнали самостоятельно, – выразительно посмотрел онна Сергея, – другие нам помогли узнать. Теперь внимание, вопрос: кто сталбы душить Юлию Михайловну подушкой, если бы она выяснила то, что выяснили мы?

– Балукова, – без тени сомнения ответилБабкин. – Или Балуков.

– Угу, – кивнул Макар. – Для Балуковых семья– святое, основа основ. Внутри они могут делать все, что вздумается, но внешнецелостность не должна нарушаться.

– К тому же о них узнать легче всего, – добавилСергей, поразмыслив. – Об остальных нам пришлось наводить справки, а этихпрелюбодеев Ледянина могла просто-напросто выследить.

– С ее любовью к подглядыванию за чужой жизнью –элементарно. Вот только как выяснить, кто именно из них убийца?

Сергей помолчал, потому что думал он о другом, и это другоеволновало его больше, чем вопрос об убийце, которого так умоляла найти Маша.

– Неприятно на своей шкуре проверять самые банальныевещи, – нехотя сказал он. – Живешь рядом с людьми, кажется, хорошо ихзнаешь… А копни поглубже – и у каждого такая темная сторона показывается, чтолучше бы о ней и не знать. Маша говорила, что Ледянина именно темную сторону улюдей видела. Три семьи живут по соседству, и за каждой грехи. Неужели у всехтак, а, Макар?

– Ты бы философствовал поменьше, – прозаическипосоветовал Илюшин, и Бабкину стало легче, как будто в него плеснули холоднойводой в жаркий день. – Нет, Серега, не у всех. У Егоровых нет, я уверен.

– А я не уверен… – пробормотал Бабкин, вспомнивОльгу Балукову с дохлыми мышами и опять впадая в мрачное состояние. –Смешно получается! – Он поднял голову и смотрел на Макара с невеселойулыбкой. – Из всех, кто живет вокруг, свой черный чуланчик есть у каждого.Кроме разве что тетушки. – Сергей перевел взгляд на нее, и улыбка изневеселой стала искренней, доброй. – Слава богу, хоть тебя, тетя Даша, неза что подозревать.

Дарья Олеговна молчала, глядя на племянника, страдальческисжав губы.

– Тетя? – недоверчиво переспросил тот. – ТетяДаша?

Макар пару секунд пристально смотрел на женщину, а затемтихо положил вилку на тарелку с картошкой, которую собирался съесть. Аппетит унего пропал.

* * *

Елена Игоревна Царева закрыла внука одеялом, подоткнула совсех сторон и привычно перекрестила. Уснул, слава тебе господи. Полчаса можноотдохнуть, домашними делами заняться. От Светланы никакой пользы, она совсембезрукая.

Шагнув в темную комнату, где стояли небольшая плитка иурчащий холодильник, Елена Игоревна с удивлением обнаружила на ступеньках,ведущих к чердаку, белые ноги. Одна нога нащупывала ступеньку и каждый разпромахивалась. Царева ухватила ее за ступню и поставила на нужное место. Сверхувыдохнули, на голову ей посыпалась пыль, и голос дочери осторожно спросил:

– Мам, это ты?

Елена Игоревна и отвечать не стала. Она подождала, пока дочьспустится, и недобро усмехнулась:

– Что, теперь на чердаке отсиживаться решила? От меняпрячешься?

– Да ну тебя, – покраснела Светлана. – Там вуглу, под крышей, гнездо. Я птичку видела снаружи – маленькую, с краснойгрудкой, – она червяков приносит, а из гнезда пищат. Мне захотелосьптенцов посмотреть, но их с чердака не видно: балка мешает. Только писк слышно,совсем рядом, – призналась она и еще больше покраснела.

Мать поглядела на нее, покачала головой и отвернулась.

– Я супчик сварю Егору, – не оборачиваясь, сказалаона, наклоняясь к холодильнику. – А ты пока за ним присмотри. Вдругпроснется?

Тихие шаги, скрип двери – и дочь исчезла из комнаты.

Плохо. Все было очень плохо. Елена Игоревна шестым чувствомощущала, как дочь выходит из-под ее контроля. «Все ей во благо, – с тоскойдумала Царева, – все ради нее и Егора. А она?» Елена Игоревна понимала, чтоявляется моральным стержнем их маленькой семьи, но вот финансовым, увы, былаСветлана, потому что маленькую пенсию Елены Игоревны просто смешно брать врасчет. «Если бы я зарабатывала, а не она, – мечтала Царева, – воттогда Светлана не посмела бы своевольничать. Знает, что мы с Егором от неезависим, никуда не денемся…»