Шрифт:
Интервал:
Закладка:
КОНЕЦ ЭПОХИ УЛЬБРИХТА
В конечном итоге именно экономические трудности привели к концу эры Ульбрихта. Конечно, и отношения между советским правительством и правительством ГДР были уже некоторое время напряженными, не в последнюю очередь потому, что Ульбрихт постоянно восхвалял успехи ГДР в научно-технической революции и указывал на свою страну как на образец и пример для подражания партнерам по СЭВ. Когда лидер СЕПГ говорил, например, что ГДР достигнет больших экономических успехов в сотрудничестве с СССР «как подлинно немецкое государство» – мы же, в конце концов, не «Белоруссия какая-нибудь», – такое зазнайство не снискало ему больше друзей среди московских товарищей[62]. В советском правительстве росла озабоченность по поводу того, не может ли экономическое сотрудничество ГДР с ФРГ привести к сближению двух германских государств. «Будущее ГДР – за социалистическим сообществом, – неоднократно предупреждал Брежнев. – Нет, не может быть и не будет процесса сближения между ГДР и ФРГ»[63].
В руководстве партии в Восточном Берлине Ульбрихта считали высокомерным и необучаемым. Преисполненный убеждения, что только ГДР может предоставить историческое доказательство превосходства социализма в развитых индустриальных странах и что она может достичь этого только под его чутким руководством, Ульбрихт видел себя на одном уровне с великими деятелями социализма в историческом масштабе и тем самым все больше раздражал своих товарищей по Политбюро.
Однако, прежде всего, страстная ориентация Ульбрихта на НТР и его увлечение технологиями будущего привели к серьезным перекосам в экономике. Перебои в поставках, разрушающаяся инфраструктура, теневая экономика и простои были оборотной стороной экономического баланса, предъявлявшего внешнему миру лишь рекордные цифры. Очередная попытка победить Запад на его собственной почве роста производительности и уровня жизни потерпела неудачу, как и все предыдущие попытки. Это склонило чашу весов: в конце 1970 года большинство руководства СЕПГ приняло решение о серьезных корректировках экономической программы – возражения Ульбрихта больше не принимались. Вскоре после этого тринадцать из двадцати членов политбюро во главе с Эрихом Хонеккером направили запрос советскому партийному лидеру Брежневу с просьбой попросить Ульбрихта уйти в отставку. Ульбрихт «отдалился от реальной жизни партии, рабочего класса и всех трудящихся», в результате чего «невыполнимые идеи и субъективизм все больше и больше овладевали им. В общении с членами политбюро и с другими товарищами он часто груб, резок и считает себя непогрешимым». Брежнев выполнил просьбу, и 3 мая 1971 года Ульбрихт объявил о своей отставке[64].
Первые двадцать лет существования ГДР были периодом глубоких, вполне революционных потрясений. Опираясь на мощь Советской армии, СЕПГ установила социалистическую диктатуру по образцу СССР, которую отличали постоянные тактические колебания между фазами политических «наступлений» и, напротив, фазами замедления темпов преобразований, ослабления репрессий и культурной открытости. СЕПГ захватила всю власть, контролировала и регулировала все сферы государства, экономики и общества и, наконец, построив стену, закрыла своим гражданам возможность уехать из ГДР на Запад.
Политическая цель и «историческая миссия» ГДР заключалась в том, чтобы впервые создать социалистическое общество в развитой индустриальной стране и тем самым обеспечить превосходную альтернативу капитализму и западному буржуазному обществу. Это видение, основанное на марксистско-ленинской концепции будущего общества, определяло все возобновляющиеся попытки социалистического эксперимента. Поскольку подавляющее большинство населения не хотело следовать за СЕПГ добровольно, то в политической, социальной и культурной сферах СЕПГ могла навязать себя только силой, и она делала это, при необходимости, как показало 17 июня, опираясь на советские танки. Однако экономика – основная сфера революции – не хотела слушаться команд, не помогали ни насилие, ни идеологический ригоризм. Это поставило под угрозу легитимность правления СЕПГ. Ибо если вопиющая нехватка товаров и низкий уровень жизни по сравнению с Западом, потеря свободы и самоопределения и перекрытие границ, то есть все недостатки и лишения, объявленные временными, не могут быть оправданы конечным достижением социализма, который обещал процветание, свободу и счастье, – то что же может легитимировать диктатуру СЕПГ? С падением Ульбрихта уверенность в лучшей, чем на Западе, жизни ушла в прошлое – очень быстро, возможно, за одно поколение. После этого единственным оправданием диктатуры остались антифашизм (чья убедительность начала ослабевать через двадцать пять лет после войны), миролюбивая внешняя политика (в значительной степени утратившая доверие из‑за военных вмешательств Советской армии в Венгрии и Чехословакии) и равенство (для многих граждан ГДР самое важное достижение социализма наряду с гарантией занятости). Но поскольку граждане ГДР, как и ее руководство, постоянно сопоставляли свое положение с уровнем жизни в Западной Германии, это равенство, граничащее с уравниловкой по нижним показателям, не могло перевесить экономической отсталости и политического угнетения.
Конечно, руководство СЕПГ истолковывало такие недавние неудачи лишь как «ошибки». По его мнению, устранив Ульбрихта, оно могло их исправить и начать новую, на этот раз, несомненно, успешную попытку экономического подъема. Но после двух десятилетий неудачных экспериментов уверенность в том, что в ближайшем будущем с развитием социализма противоречия индустриального общества будут разрешены и Запад будет превзойден, утратила свою непоколебимость – как назло, именно теперь, когда после долгожданного признания со стороны Запада наконец-то было гарантировано существование ГДР как государства.
14. ПРЕДВЕСТНИКИ ПЕРЕМЕН
ПОЛИТИКА ГЕРМАНИИ В ХОЛОДНОЙ ВОЙНЕ
Летом 1953 года Советский Союз произвел первый взрыв водородной бомбы. Осенью 1957 года он своим «Спутником» продемонстрировал свой высокий технический уровень в ракетной технике, а с 1957 года он оснастил армию межконтинентальными ракетами, которые позволяли ему достичь территории США ядерным оружием. Это изменило глобальный баланс сил. Стратегическое преимущество американцев превратилось в «равновесие страха», которому суждено было определять мировую политику на протяжении более чем тридцати лет. Этот изменившийся расклад придал дополнительную взрывоопасность основным проблемным точкам холодной войны. Эскалация противостояния блоков в Азии, на Ближнем Востоке или в Берлине уже не только несла риск военной конфронтации,