но и могла привести к ядерной катастрофе, в которой были бы уничтожены территории обеих великих держав.

Между этой исходной ситуацией в конце 1950‑х годов и кульминацией «политики разрядки» в Хельсинки в 1975 году прошло неполных двадцать лет. В этот период аксиомы глобальной политики и политики в отношении двух германских государств коренным образом изменились. Этот процесс описывается ниже в несколько схематизированном виде по отдельным этапам, чтобы была понятна динамика изменений, часто параллельных[1].

– Многочисленные встречи на высшем уровне и конференции министров иностранных дел по вопросу о разделе Германии в 1955–1959 годах неоднократно подтверждали, что соглашение по этому вопросу между двумя блоками невозможно. То же касалось предложений, выдвинутых различными сторонами для решения германского вопроса, например те, что были разработаны польским министром иностранных дел Адамом Рапацким в 1957 году о создании безъядерной зоны в Европе (ФРГ, ГДР, Польша). Идеи американского дипломата Джорджа Ф. Кеннана об объединении двух частей Германии на нейтральных условиях также оказались неосуществимыми, как и «План Германии» СДПГ (март 1959 года), основанный на этой идее и предлагавший отделить воссоединенную Германию от западного военного альянса.

Разумеется, никакой пересмотр западной интеграции не мог быть проведен без федерального правительства. Но и все предложения по созданию европейских зон безопасности или территориальному ограничению вооружений также встречали его сопротивление – по двум причинам. С одной стороны, правительство боялось, что такие изменения могут привести к снижению американской защиты ФРГ. Во-вторых, оно опасалось, что это будет означать признание статус-кво в Европе и, тем самым, имплицитно права ГДР на существование. Против таких проектов оно утверждало, что воссоединение может быть достигнуто только с помощью «политики силы». Однако именно это предположение опровергалось продемонстрированным военным потенциалом Советского Союза.

– Ультиматум Хрущева от 27 ноября 1958 года и последовавший за ним второй Берлинский кризис довели противостояние блоков до предела. Для СССР, как потом объяснял Хрущев, существовало три варианта действий в связи с продолжающимся ослаблением ГДР из‑за масштабного бегства через Западный Берлин: либо отказаться от ГДР – это было бы равносильно сдаче результатов Второй мировой войны и советских территориальных завоеваний за бесценок и поэтому исключалось. Или, как требовалось в ультиматуме, присоединить Западный Берлин к ГДР – это изменило бы статус-кво в ущерб Западу. Президент США Кеннеди отреагировал на это своими «тремя основными положениями», которые для США в отношении Берлина оставались непоколебимыми: право западных держав присутствовать в своих секторах в Западном Берлине; право доступа западных держав в Западный Берлин; сохранение западными державами безопасности и прав граждан Западного Берлина. Против воли США интеграция всего Берлина в ГДР не могла быть достигнута мирным путем. Это оставило Советскому Союзу третий вариант: отгородить Западный Берлин от окружающей ГДР. Этот путь был выбран потому, что не нарушал ни послевоенных соглашений союзников, ни «трех основных положений»[2].

При всех протестах против варварских барьеров в центре Берлина западные державы признавали, что строительство Стены способствовало стабилизации ситуации в Европе. Оно закрепило статус-кво: Запад принял разделение, а СССР больше не претендовал на Западный Берлин. Это лишило ситуацию в Берлине неопределенности и опасности. Но стратегия германского руководства, направленная на сохранение вопроса о разделе Германии как открытой проблемы мировой политики, потерпела крах. Ни у правительства Аденауэра, ни у оппозиции не было никакой альтернативы тому варианту, который проводился до этого момента в отношении германского вопроса. В связи с изменившимися рамочными условиями правительство попыталось изменить свой подход к восточноевропейским государствам, но это ничего не изменило по существу. Согласно платформе политиков ХДС/ХСС, признание «противоправного государства ГДР» (Unrechtsstaat DDR) означало бы признание не только государства, но и противоправности.

– В Карибском ракетном кризисе холодная война достигла своей драматической кульминации и переломного момента. Попытка свержения революции Фиделя Кастро на Кубе была организована правительством Эйзенхауэра, но в апреле 1961 года потерпела неудачу, в результате чего островная страна оказалась в руках Советского Союза. Год спустя Куба договорилась с СССР, что в качестве защиты от возобновления военной интервенции разместит на острове советские ядерные ракеты, нацеленные непосредственно на территорию США. Мотивы, толкнувшие Хрущева на этот чрезвычайно рискованный шаг, поставивший мир на грань ядерной войны, до сих пор остаются неясными. С одной стороны, ракеты на Кубе должны были служить противовесом ядерным ракетам, размещенным американцами в Турции, которые угрожали советской территории в той же степени, в какой размещенные на Кубе ракеты угрожали территории США. С другой, западный мир увидел в этом действии Советского Союза попытку экспортировать революцию и бросить прямой вызов США. СССР действительно поддерживал антиколониальные национально-освободительные движения по всему миру и неоднократно вступал в конфликт с западными державами. В целом советская акция была частью внешнеполитического наступления Хрущева, целью которого было продемонстрировать военную мощь и уверенность СССР как здесь, так и в Берлине, по отношению к Западу и коммунистическому Китаю, который все больше становился соперником Советского Союза. Решение кризиса, найденное в последнюю минуту после драматических дней страха перед мировой ядерной катастрофой, включало немедленный вывод советских ракет с Кубы и – с некоторой задержкой и без ведома общественности – вывод американских ракет из Турции[3].

– Ужас тех октябрьских дней 1962 года запомнился надолго. Дальнейшая политика конфронтации все больше приближала ядерную войну – это было очевидно правительствам в Москве и Вашингтоне. Поэтому уже в январе 1963 года президент Кеннеди впервые публично заговорил о необходимости снижения напряженности холодной войны. Первым следствием стало подписание в августе 1963 года соглашения об ограничении ядерных испытаний: еще в 1962 году в испытательных целях каждые два дня производился взрыв в среднем одной атомной бомбы. Соглашение, которое в итоге подписали более ста государств, в ретроспективе можно считать первым шагом на пути к формирующейся политике «разрядки».

Одновременно в США были пересмотрены стратегические принципы НАТО. Согласно прежней доктрине, на обычное нападение Советского Союза следовало немедленно ответить ядерным ударом, чтобы компенсировать ядерным потенциалом предполагаемое конвенциональное превосходство Варшавского договора. Но это означало, что у правительства США не было вариантов защиты «ниже» уровня ядерной войны. Поэтому администрация Кеннеди заменила доктрину «массированного возмездия» концепцией «гибкого ответа», которая позволяла США отвечать на обычные нападения обычным, а не ядерным, оружием, а ядерное оружие применять только в ответ на первый ядерный удар противника. Это также оказало деэскалирующее воздействие[4].

– Основной целью США было постепенное создание определенной основы взаимного доверия с СССР путем сотрудничества по отдельным вопросам с тем, чтобы исключить повторение Берлинского и Карибского кризисов 1961–1962 годов. Однако основой такого сотрудничества мог быть только статус-кво,