оговориться: я не только не встречал, но и не мог встретить Берта Уэнхопа. Оклендский рабочий Берт был порожден талантом Джека Лондона, на которого мне еще придется ссылаться. Американский романист, живший и создававший свои лучшие произведения в Калифорнии, знал цену справедливости в мире капитализма. И он ясно видел, кому эта страна — мать, а кому — мачеха.　

Я смотрел на островную тюрьму, превращенную в санаторий для бандита-миллионера, и не мог удержаться от параллелей: Аллистон Форбс и чахоточный подросток Арчи; Аль-Капонэ и злосчастные обитатели конур Короля-Города…　

Побывав на аэродроме, где неделю назад предполагалась посадка «РД», Громов и его товарищи отправились самолетом на восток Соединенных Штатов.　

— Счастливые! Они скоро вернутся в свою страну, где человек есть человек, — сказал американец в синем рабочем комбинезоне, провожая дружеским взором русских пилотов.　

Ночной рейсовый самолет шел вдоль мексиканской границы. Последний раз блеснул позади озаренный луной океан. «Дуглас» переваливал через горы. Внизу пробегали скалистые вершины Сиерра-Невады, изрезанные глубокими ущельями, кое-где покрытые снегом. За горами на сотни километров простиралась песчаная пустыня — «Долина смерти», лежащая ниже уровня океана: соленые озера, высохшие русла рек, пески и пески… За рекой Колорадо потянулись аризонские степи. Штат Нью- Мексико… «Ковбойский» Тексас, который у нас принято называть Техас… В полдень «Дуглас» опустился на знакомом мне вашингтонском аэродроме.　

Летняя дача посольства находилась в сосновой роще, в полутора милях от Атлантического океана. У пристани в ожидании гостей стояла быстроходная яхта. Мы отплыли и стали крейсировать недалеко от берега.　

— К нам спешат, — сказал Громов, указывая на приближающуюся моторную лодку с флажком пограничной службы. Летчик только что поднялся на борт после продолжительного купанья.　

Морской офицер, стоявший на носу моторной лодки, отыскал взглядом Константина Александровича Уманского, поверенного в делах СССР в Соединенных Штатах.　

— Вас вызывает к телефону Москва, — сказал офицер.　

Вместе с Уманским отправился на берег к ближайшему телефону и я.　

— Новость, — многозначительно улыбаясь, сказал Уманский, закончив беседу с Москвой. — На Аляску через Арктику вылетает наш транспортный самолет. Посадка намечена в Фербэнксе. Летит Леваневский, на четырехмоторной машине.　

— Она мне знакома по майскому полету, — заметил я. — Байдуков и Кастанаев установили тогда на ней международный рекорд скорости.　

На даче меня ждала телеграмма: «Немедленно вылетайте в Фербэнкс». Редакция извещала, что летят шестеро: пилоты Леваневский и Кастанаев, штурман Левченко, механики Побежимов и Годовиков, радист Галковский. Всех их я хорошо знал, а с Виктором Левченко был связан личной дружбой.　

Редакция требовала немедленного вылета. Грустно было расставаться, лишь накануне я делился с Громовым планами совместного возвращения на Родину. И вдруг — неожиданный маршрут: на Аляску, к Берингову проливу, куда я впервые попал три года назад, но с противоположной стороны…　

— Рейсовый самолет уходит из Вашингтона в девять вечера, — сказал Уманский. — Завтра после полудня снова будете у Тихого океана, в Сиэттле.　

— А дальше как?　

— Воздушной линии на Аляску нет, Соединенные Штаты и Канада все еще договариваются… Разве что попадете на случайный самолет… Придется вам, видимо, двинуться из Сиэттля пароходом до Джюно, столицы Аляски, а оттуда ходят рейсовые самолеты в Фербэнкс. Даже при удаче будете в дороге минимум пять дней.　

До старта рейсового самолета на запад оставалось немного. На шоссе стоял автомобиль. Я спросил шофера — за кем он приехал?　

— Повезу двух горничных в Вашингтон, сэр, — обнажая белые зубы, весело ответил негр. — Их наняли на сегодня, гостей много…　

— Отлично, я поеду тоже.　

— Нельзя, сэр, нельзя, — смутился шофер. — Разве можно джентльмену ехать с этими девушками!　

— Почему же нельзя?　

— Они черные, сэр. Черные!　

— Это не имеет значения. Я еду!　

На лице негра отразилась тревога, он торопливо зашептал:　

— О, нельзя, нельзя… Надо ехать через Мэриленд, это строгий, очень строгий штат. Плохо будет, если увидят белого джентльмена с черными девушками, большая беда, сэр. Разве вы не знаете, сэр?　

Белому мужчине или белой женщине, оказывается, позволительно ездить с шофером-негром: он — слуга. Если же белый человек появится в обществе негритянки, расисты жестоко расправятся с ней, да и ему не поздоровится. Быть может, эту негритянку и не убьют, но изувечат жестоко.

XIII

Воздушный путь между двумя океанами длился восемнадцать часов. От Города Соленого озера «Дуглас» повернул к северу и пошел над незнакомой мне местностью. Мы пролетели над рекой Колумбия, разделяющей города Портланд и Ванкувер. Отсюда пять недель назад на весь мир разнеслась весть о втором Сталинском маршруте Чкалова.　

Сиэттль с его четырехсоттысячным населением, крупными предприятиями авиационной и строительной индустрии, заводами «Боинг», выпускающими четырехмоторные бомбардировщики дальнего действия, — самый северный город на тихоокеанском побережье Соединенных Штатов. Дальше лежит Канада, Британская Колумбия, а еще севернее — Аляска. Из Сиэттля туда ходят пароходы до порта Сьюарт; на пути они останавливаются в Кетчикене и Джюно.　

Клерк гостиницы, куда я заехал, рассказал, что «рашен метеоролоджист Майкл Белиакоф» лишь два дня назад отбыл пароходом «Юкон» на Аляску. Мне оставалось двинуться таким же путем; случайных самолетов не было и в помине.　

В номер явился немолодой облысевший джентльмен, маленький, необычайно подвижный, с печально повисшими усиками махорочного цвета. Прижимая к бокам протертые локти и выпячивая узкую грудь, он отрекомендовался: коммерческий представитель компании «Постэл телеграф». Джентльмен шаркал ножками и нес неслыханную тарабарщину на чудовищной смеси английского, итальянского, польского и еще какого-то языка собственного изобретения. Разговаривая, он гордо вскидывал остренький подбородок; хвостики его усов беспокойно вздрагивали. В конце концов цель визита все же разъяснилась. Узнав о прибытии московского журналиста, пользующегося услугами «Постэл телеграф», сиэттльская администрация этой телеграфной компании откомандировала ко мне мистера Уильяма Джонсона в качестве гида и «отменного знатока русского языка».　

Уильям Джонсон, в отдаленном прошлом — Владислав Коханецкий, уехал в девятьсот шестом году из Петроковской губернии в Америку, как он признался, за счастьем.　

— Але я пане… нема хэпи… Ю андерстэн? Понятие? Нэма щенстя, фортуна не!.. Сэр розумэйт?..　

По словам Джонсона, лишь сегодня на него свалилось счастье в виде встречи с «дорогим земляком», о чем он напоминал поминутно. Шевеля махорочными усиками, он обстоятельно излагал свою биографию и почему-то оправдывался в поздней женитьбе. Затем он заговорил о талантах юных Джонсонов, и подбородок его взлетел еще выше. «Четыре хлопец, сэр! Фор бойс, проше пана».. Хлопцев звали: Джемс, Джон, Джозеф и Джек. Семья Джонсон каждые два года увеличивалась на одного мальчика и теперь пребывала в ожидании пятого…　

Вспомнив вдруг о цели своего прихода, Джонсон затрепетал и пришел в состояние служебного экстаза. Он предлагал осмотреть лучшие достопримечательности города, ознакомиться с лучшими фильмами, посетить