распространяет отвратительные карикатуры на лучших сынов и дочерей советского народа, издевается над благородными патриотическими чувствами наших соотечественников.　

С головы до ног Херст — в крови. На человеческих костях основаны его золотые прииски, медные рудники, нефтяные скважины, лесные промыслы, фабрики и фермы. «Нет ни одной разновидности порока и преступления, которую Херст не использовал бы для целей наживы», — говорит видный американский историк. Давно еще, перед кубинской войной, Херст отправил художника на Кубу для зарисовки военных действий. Прибыв на место, художник телеграфировал хозяину: «Все спокойно. Здесь нет никаких волнений. Войны не будет, хочу вернуться». Херст не замедлил ответить: «Задержитесь. Ваше дело обеспечить зарисовки, а я обеспечу войну».　

Три года назад Херст отправился в Берлин к Гитлеру. Поджигатели войны быстро нашли общий язык, и американский фашист вернулся в свое калифорнийское логово, заручившись миллионной субсидией за распространение гитлеровской пропаганды.　

И этот газетный Аль-Капонэ осмелился приглашать к себе советских людей!　

— Что ответить редактору «Экзаминера»? — обратился консул к Громову.　

— Пусть этот Херст нас не ждет! Передайте, что мы заняты с друзьями…　

Летчиков навестил Эптон Синклер, он живет невдалеке от Лос-Анжелоса. Автор «Джимми Хиггинса», «Нефти», «Короля- угля» пытливо всматривался в мужественные лица советских пилотов, словно хотел разгадать тайну невиданных в истории успехов народа, из среды которого они вышли.　

— Писатели Ильф и Петров, ваши соотечественники, — последние русские, которых я видел, — вспоминал Синклер. — Мы провели вместе прекрасные часы, мы хорошо понимали друг друга. Меня очень огорчило известие о смерти Ильи Ильфа… Многое я хотел бы выразить на вашем языке, но мой русский словарь — увы! — жалок…

Загибая тонкие пальцы, он старательно выговаривал знакомые слова: «товарищ», «рабочий», «Правда», «Известия», «Труд»… Писатель рассказал, что работает над романом о союзах индустриальных рабочих.　

— А читали вы мою книгу об Испании — «Но пассаран» («Они не пройдут»)? — спросил Синклер.　

— Ваши произведения можно найти в любой советской библиотеке, — ответил Г ромов. — Ими зачитываются!　

Молодо сверкнув глазами, писатель воскликнул:　

— В вашей стране моих книг издано втрое больше, чем в Соединенных Штатах. Литература, затрагивающая большие социальные проблемы, у нас еще мало популярна. Для рабочих эти книги дороги, библиотек недостаточно… А наша кинематография? Где антифашистские фильмы? Почему нет кинопроизведений о героической борьбе испанского народа за свою свободу и независимость?.. Я собираюсь написать советским кинорежиссерам, — не возьмутся ли они поставить «Но пассаран».　

Когда же вы приедете к нам? — спросил Громов.　

— Давно об этом думаю. Впрочем, сейчас, — он сделал ударение на этом слове, — мне следует быть именно здесь, в Соединенных Штатах. Атмосфера в мире сгущается…　

Синклер взглянул в глаза Громову:　

— Ваш полет будет полезен для познания советской действительности американским народом. Истинные друзья Советского Союза торжествуют. Мы убеждены, что русская авиация — самая лучшая, и если бы ее не существовало, вашей стране уже встретились бы серьезные трудности.　

Гости попросили писателя рассказать об его литературных планах.　

— Я написал книгу «Кооперативы Калифорнии». Советский читатель сможет увидеть в ней, каких страданий и несчастий, связанных с безработицей, избежал он благодаря советскому строю…　

Прощаясь, Эптон Синклер поднес своим новым знакомым экземпляры «Но пассаран» с дружеской надписью.　

Летчиков пригласили на просмотр нового фильма с участием маленькой Ширли Тэмпл. Кудрявая, кривляющаяся девочка встречала гостей в фойе кинотеатра. Чуть ли не трехлетней крошкой она попала в руки голливудских дельцов. С полного одобрения родителей, ребенка уродовали, превращая в кинозвезду первой величины. Ширли стала неиссякаемым источником долларов для мистера Тэмпл, невзрачного и безвестного калифорнийского клерка, и его чопорной супруги. Теперь, по прошествии шести лет, в Ширли оставалась детской только ее внешность; у ребенка были отталкивающие манеры, тон и жесты вздорной и надменной леди. Цифры в ее голливудских контрактах росли год от года. «Девятилетняя Ширли получает больше президента Рузвельта!» — кричали газеты к величайшей зависти мамаш, дрессировавших своих девочек под самую модную звезду. Торговые фирмы выпускали печенье «Ширли», зубную пасту «Ширли», слабительное «Ширли»… Миссис Тэмпл ретиво вела переговоры, касающиеся ее золотой жилы, и брала тысячные гонорары за несколько слов рекламы, произносимой Ширли перед микрофоном: «Мои любимые туфли куплены в магазине…»　

Два мрачных бессловесных детектива с оттопыренными карманами неотступно следовали за девочкой, оберегая ее от «киднаперов» — профессиональных похитителей детей: за маленькую киноартистку можно было выручить большие доллары…　

Киднаперы орудовали во всех районах Соединенных Штатов. Повсюду в общественных местах были расклеены плакаты:　

«Сильвия Дресслер, малютка четырех лет, голубые глаза, вьющиеся светлокаштановые волосы, похищена неизвестным… Всякий, кто нападет на след и поможет найти девочку, получит 5.000 $. Бенджамен Дреслер, обувная фирма, Бостон…» 　

Далее следовали приметы похитителя и портрет ребенка. Банкир из Сан-Франциско, суля пятнадцать тысяч, взывал непосредственно к преступникам, увезшим его «обожаемого сына». Репортеры в стандартном слезливом стиле расписывали: 　

«Отчаяние убитых горем родителей не поддается выражению… Мать, заломив тонкие руки, содрогалась от душивших ее рыданий… Безутешный отец, сжимая кулаки, согнулся под бременем несчастья…»　

Спустя несколько дней родители обычно получают немногословное письмо, не оставляющее сомнений в том, что ребенок жив и отменно здоров; для его нормального кормления требуется ровно столько-то долларов; при отсутствии упомянутых долларов питание придется прекратить… Затем стороны вступают во вторую фазу переговоров: «убитые горем» ведут с похитителями торг о размерах выкупа. Посредничество сплошь и рядом любезно берут на себя чины полиции. Похищенный ребенок водворяется на место, а одновременно пачка долларов перекочевывает из родительского кармана в карман преступника, несколько худея по пути. Но нередко «киднап» завершается трагически.

XII

Шофер, уступивший свое место Громову, беспокойно ерзал, поглядывая на спидометр, стрелка которого, вздрагивая, передвигалась вправо. Шестьдесят миль, семьдесят, восемьдесят… Ветер свистел в раскрытых окнах. Впереди, километров на десять, не виднелось ни души.　

Мы ехали из Лос-Анжелоса на север, в Сан-Франциско. Калифорнийская автомобильная магистраль протянулась на пятьсот миль вдоль побережья Тихого океана, прямая, широкая, гладкая, как стекло, и накатанная до блеска. На бледноголубом фоне неба сверкала и искрилась снежная гряда. У подножия горных хребтов, в пышной субтропической растительности, среди пальм и апельсиновых рощ, виднелись дворцы и замки миллионеров, белоснежные, розовые и небесного оттенка виллы голливудских звезд. Роскошные яхты, как большие лебеди, покачивались. на океанской зыби.　

Миновав владения калифорнийских богачей, магистраль удалялась от побережья. Вдали появилось темное пятнышко, оно быстро вспухало. Это могла быть автомашина, но мог быть и полицейский мотоцикл, встреча с которым вовсе не улыбалась Громову, вдвое превысившему разрешенную скорость. Михаил Михайлович благоразумно убавил ход.　

Мотоциклисты дорожной полиции, здоровенные дяди в дымчатых