чего не смогли добиться летчики многих государств? Сенсационным представлялся и маршрут, избранный Громовым: через Северный полюс.　

«РД» шел в ночном полете. Это была первая ночь экипажа после старта со Щелковского аэродрома; весь огромный путь до американского континента летчики совершили в обстановке полярного дня. На земле определили: советский самолет — в ста километрах от Сан-Франциско. И вдруг по оклендскому аэродрому пронеслась весть: Громов просит спортивного комиссара зарегистрировать пролет над Сан-Франциско! Пролет?! Значит, летчики в Окленде не сядут!　

Мировой рекорд был уже побит, но в баках самолета оставалось достаточно горючего, и Громов уверенно продолжал путь на юг, увеличивая дальность.　

Над аэродромом сгустились облака, и не было надежды увидеть пролетающий в ночном небе «РД». На бетонированной площадке стоял двухмоторный «Боинг», заказанный советским консулом. Мы полетели вдогонку невидимой краснокрылой машине. Всю ночь «Боинг» несся к югу над тихоокеанским побережьем. Радист самолета, веселый мексиканец Перальта, обижавшийся, когда его величали «доном», каждые четверть часа выстукивал своим коллегам в Сан-Франциско: «Что нового?» Получив ответ, он просовывал голову в кабину и извиняющимся тоном говорил: «Ничего утешительного! Русский самолет не подает сигналов!»　

Вдруг Перальта возбужденно сообщил только что подслушанную им в эфире новость: в Сан-Франциско вернулся самолет метеорологической службы, поднимавшийся на четыре тысячи метров; пилот передал корреспондентам, будто над ним промчался моноплан «невиданных очертаний и с чудовищным размахом крыльев»…　

— Опять американское паблисити! — сказал летевший с нами советский инженер. — Да этот летчик будет клясться, что видел над облаками чорта в ступе и даже собственную супругу верхом на помеле, лишь бы разрекламировать себя в газетах и снискать популярность…　

Наша тревога росла. Где самолет? Аэродромы на побережье закрыты туманом. Справа — Тихий океан, слева — горный хребет Сиерра-Невада. Быть может, летчики ушли за горы, на восток, рассчитывая опуститься в пустыне? Или «РД» кружит над побережьем, ожидая, пока солнце разгонит ночной туман?..　

«Боинг» приближался к мексиканской границе. Туман над Сан-Диего рассеивался. В подковообразной бухте виднелись корабли тихоокеанского флота США. Плоскими серыми утюгами замерли авианосцы. Взлетали гидропланы. Далеко в океане дымили пароходы. Зеленые кварталы Сан-Диего казались нарисованными. Мы миновали город и над желтой пустыней полетели к южному рубежу США.　

— Мексика! — сказал консул, указывая на высохшее русло большой реки.　

Над приграничным мексиканским городком Аква-Калиенте, похожим на беспорядочно разбросанную деревню, «Боинг» развернулся и лег на обратный курс.　

Мы опустились на аэродроме Сан-Диего. Немедленно заработал междугородный телефон. Из Сиэттля Михаил Беляков встревоженным голосом сообщил: «Сведений о Громове нет, в Москве беспокоятся…»　

Где наши летчики? Как искать их, если посадка произошла за горами, в мертвой, безлюдной, выжженной солнцем пустыне?.. И вдруг в кабинет начальника аэродрома стремглав вбежал телеграфист. Он держал в руках ленту и быстро-быстро что-то говорил. Можно было разобрать лишь знакомые слова «рашен фляйерс» и еще многократно повторявшееся, совершенно непонятное «Джакумбо».　

— Вот оно — Джакумбо, — сказал консул, отыскав на карте крохотное селение к востоку от Сан-Диего. Мы уже направились было к самолету, чтобы лететь туда, как опять примчался телеграфист с обрывком ленты.　

— Громов опустился на поле в трех милях от селения Сан- Джасинто, за пятнадцать миль от Марчфилда, — прочел консул.　

Я потащил телеграфиста в аппаратную. Короткая телеграмма о завершении громовского перелета помчалась по проводам и подводному кабелю в Европу, в Москву, на Ленинградское шоссе, в редакцию. А спустя несколько минут товарищи в «Правде» узнали радостную весть.

XI

«Боинг» приземлился на марчфилдском военном аэродроме. Навстречу нам шел Г ромов. Всегда сдержанный и спокойный, он был возбужден; глаза его покраснели после трех бессонных ночей. Мы уединились в маленькой комнате, отведенной Михаилу Михайловичу.

— Вот, порученное нам Родиной мы выполнили, — взволнованно говорил летчик. — Но чем, чем я могу отблагодарить Иосифа Виссарионовича? Какими словами выразить свои чувства?!　

Он вспомнил, как в Кремле советское правительство и лично товарищ Сталин дали ему разрешение на полет.　

— После чкаловского рейса нам, повторяя Сталинский маршрут через полюс, оставалось лишь одно: прибыть в Америку с мировым рекордом.　

Михаил Михайлович рассказал о последних часах полета. Рекорд Кодоса и Росси был побит еще в трехстах километрах севернее Сан-Франциско, но экипаж пошел дальше. Туман закрыл все побережье, а за хребтом Сиерра-Невада над пустыней сияло чистое, голубое небо. «РД» кружился в зоне Сан- Диего. Город был где-то внизу, но предательский туман скрывал его. Громов ушел от тумана, отыскал подходящее место и совершил классическую посадку.　

Более двух с половиной суток длился путь летчиков, но для отдыха этим сильным людям было достаточно четырех часов. Громову передали московскую телеграмму. Он читал вслух:　

«Поздравляем с блестящим завершением перелета Москва — Северный полюс — Соединенные Штаты Америки и установлением нового мирового рекорда дальности полета по прямой.　

Восхищены вашим героизмом и искусством, проявленными при достижении новой победы советской авиации.　

Трудящиеся Советского Союза гордятся вашим успехом.　

Обнимаем вас и жмем ваши руки.　

Сталин. Молотов. Ворошилов.»

Он еще раз перечитал телеграмму, отчетливо выговаривая каждое слово, пытаясь умерить охватившее его волнение. Усталость с него словно рукой сняло. Михаил Михайлович пошел к товарищам. Вместе они написали ответ в Кремль.　

«РД» покрыл около десяти тысяч трехсот километров. Мировой рекорд завоевала Сталинская авиация.　

За завтраком Андрей Юмашев извлек из кармана основательно помятый конверт.　

— Чуть не позабыл! Вот письмо из редакции…　

Мой товарищ, журналист, участник недавней воздушной экспедиции на Северный полюс, снабдил конверт шутливой надписью: «Москва — Северный полюс — Соединенные Штаты Америки. Воздушной трансполярной почтой. Рейсом № 2». Письмо было отправлено из Москвы двенадцатого июля и вручено адресату в Южной Калифорнии четырнадцатого. Репортеры завистливыми глазами косились на уникальный конверт. На другой день снимок с него появился в десятках газет: «Первое письмо, доставленное в США через Северный полюс!..»

Перед отъездом пилотов в ближайший город Сан-Диего радиовещательная компания провела обширную передачу. Возле микрофона с самодовольным видом топтался невзрачный человечек. Это был местный фермер Уолтер Харвей. Волею обстоятельств он стал в этот день популярной личностью, ему выпало первосортное «паблисити»…　

Когда «РД» опустился на поле у Сан-Джасинто и Данилин выскочил из машины, с удовольствием разминаясь, вокруг не было ни души. Через минуту штурман заметил старенький автомобиль, который, переваливаясь через кочки, мчался к самолету. Местный фермер Харвей слыхал о перелете и торопился первым встретить русских пилотов. Данилин вручил ему записку на английском языке: «Мы — летчики Советского Союза, совершившие перелет из Москвы в Америку через Северный полюс. Просим срочно сообщить советскому посольству в Вашингтоне, местным властям и