Патриция улыбнулась. Джеймс Харрис в корне изменил жизнь Хорса и Китти. Он отладил фермерское хозяйство Сиви, нанял молодого человека в качестве управляющего и убедил Хорса продать сто десять акров застройщику. Это и было основным событием дня.

Это касалось не только Скраггсов. Все присутствующие, включая Патрицию и Картера, все больше и больше вкладывались в строительство Грейшиос-Кей, а так как внешние инвесторы продолжали приходить, все набрали множество кредитов под залог своих акций. Казалось, деньги падают с неба.

– Ты должен поехать со мной в субботу, – проговорил Хорс. – Закупим кое-что для яхты.

– Как дети? – спросила Патриция у Китти, потому что это было то, что следовало спросить.

– Нам наконец-то удалось убедить Пони присмотреться к Цитадели. Меня просто с ума сводила мысль, что он окажется где-то в Каролине или Уэйк-Форест[49]. Он был бы так далеко.

– Всегда лучше, когда они остаются дома, – поддержала разговор Марджори.

– А Хорсу всегда хотелось, чтобы в семье был еще один выпускник Цитадели, – добавила Китти.

– Кольцо выпускника открывает многие двери, – согласилась Марджори. – Так и есть.

Китти и Марджори продолжили беседу, а Патриция почувствовала, как стены комнаты начали сужаться. Она не понимала, почему голоса вдруг зазвучали так громко, почему ее поясница стала холодной и липкой от пота или почему так сильно зачесались подмышки. И тут она учуяла запах шведских фрикаделек, шкворчащих на серебристом мартите рядом с буфетной стойкой.

Хорс и Картер оглушительно смеялись над чем-то, Хорс поставил пустую пивную бутылку на стойку и уже взял новую, Китти что-то сказала про Кори, но запах горячего кетчупа заполнил ноздри Патриции и принялся обволакивать горло.

Она заставила себя не думать об этом. Лучше не думать. Ее жизнь уже стала вполне обычной. Она была много лучше обычной.

– А ты слышала про ту школу в Нью-Йорке[50]? – говорила Китти. – Детям приходится приезжать в пять утра. Нужно два с половиной часа, чтобы все прошли через металлоискатели.

– Но нельзя же забывать о безопасности, – сказала Марджори.

– Простите, – произнесла Патриция.

Она пробиралась между спинами и плечами, стараясь ускользнуть от этого запаха, разворачивала бедра, опасаясь, что выбьет у кого-нибудь из рук выпивку, лавировала между обрывками разговоров.

– …и веду его на экскурсию по кампусу…

– …ты похудела…

– …лучше переинвестируйте в «Нетскейп»…

– …президент просто деревенщина, а вот его жена…

«Китти ни разу не навестила меня в больнице». – Патриция вовсе не собиралась вести счет обидам, но впервые за последние годы эта мысль просто пришла ей на ум.

– Ты так быстро попала в больницу и так быстро вышла, – объясняла Китти по телефону. – Я собиралась зайти к тебе, как только разберусь с делами, но, когда я все закончила, ты уже была дома.

Китти даже хотелось, чтобы Патриция сама утешила ее:

– Со всеми этими таблетками… Ты просто перепутала дозировку, так ведь?

Так оно и было, согласилась подруга, и Китти была так благодарна, что это не пошло дальше, не сделало все еще грязнее, и она была благодарна за то, что все оставили это, как есть, и больше никогда об этом не говорили, и она не понимала, как было больно, что никто из них не пришел в больницу. Хотя тогда и сама Патриция была просто благодарна. Она была благодарна за то, что никто не назвал ее самоубийцей и не стал к ней относиться по-другому. Благодарна судьбе за то, что легко вернулась к прежней жизни. Была благодарна за новый причал, и за поездку в Лондон, и за операцию по восстановлению формы уха, и за пикники на заднем дворе, и за новую машину. Она была благодарна за многое.

– Воду со льдом, пожалуйста, – сказала она чернокожему мужчине в белых перчатках, стоящему за барной стойкой.

Единственной, кто пришел в больницу, была Слик. Она появилась в семь утра, тихонько постучала в открытую дверь, вошла и села рядом с Патрицией. Она практически не говорила. Она ничего не советовала и не хотела ничего предрекать, не высказывала своего мнения и не выдвигала никаких предположений. Ей не нужно было, чтобы ее убеждали в том, что это был несчастный случай. Она просто сидела, держа Патрицию за руку в безмолвной молитве. Где-то без четверти восемь она сказала:

– Нам всем очень нужно, чтобы ты скорее поправилась.

И ушла.

Теперь она была единственной из всего их старого «не-совсем-клуба», кто был Патриции небезразличен. Она не имела особо ничего против Китти или Мэриэллен, время от времени они даже виделись в обществе, но единственное место, где она за последние три года встречала Грейс, был книжный клуб. И когда она встречала ее, то всякий раз вспоминала, что они наговорили во время последней ссоры, а это было то, о чем очень хотелось не думать.

Патриция отвернулась от бара, держа бокал с холодной водой и радуясь, что больше не чувствует запаха кетчупа и фрикаделек, и прямо перед собой увидела супругов Кавана.

– Привет, Грейс, Беннетт.

Грейс не шевельнулась; Беннетт стоял не выказывая никаких эмоций. Никто не намеревался обниматься или пожимать руки. В руке у Беннетта вместо пива, как и всегда в последнее время, был холодный чай. Грейс заметно похудела.

– Вавилонское столпотворение, – проговорила она, оглядывая комнату.

– Тебе понравилась книга этого месяца? – спросила Патриция.

– Я многое узнала о противодействии наркотикам.

«А я просто возненавидела ее», – хотелось сказать Патриции. В книге все говорили краткими избитыми фразами, которых можно было бы ожидать от страхового агента, фантазирующего на тему войны. Каждое предложение сочилось должностями, званиями и военными аббревиатурами: РЭБ, Е-2С, F-15, МН-53J, С-141В «Старлифтер» и всё в таком духе. Она не понимала и половины из того, что читала, там не было женщин, кроме дур и проституток, там ничего не говорилось об их жизни, и в целом книга больше походила на агитационную брошюру военкомата, чем на произведение художественной литературы.

– Весьма поучительно, – вслух произнесла Патриция.

Вот во что Джеймс Харрис превратил их клуб. Началось с того, что он пригласил в него мужей, потом они стали читать все больше и больше книг Пэта Конроя («Это же местный писатель!») и Майкла Крайтона («Неподражаемые концепции!»), прочли «Заклинателя лошадей», «Кони, кони», «Браво-два-ноль»… и Патриция с отчаянием думала, что будет следующим: «Селестинские пророчества», «Куриный бульон для души»[51]? Но больше всего ее удивляло, как много людей приходило на заседания клуба.

Лучше не углубляться в этот вопрос. Времена меняются, и на самом деле что плохого в том, что все больше людей хотели обсуждать книги?

– Нам надо найти места, – сказала Грейс. – Извини.

Патриция смотрела, как они растворяются в толпе. Освещение становилось ярче по мере того, как небо снаружи темнело, и она начала пробираться в сторону своей группы. Подойдя поближе, она почувствовала запах сандала и кожи. Люди расступились, и она заметила Картера, увлеченного