– Вот видишь, – сказала Даша. – Похожа я нашизофреничку? С острым галлюциногенным психозом? На чем он тебя подсек?

– Да ни на чем. Я Витальку знаю года полтора. Иподрабатывал у них иногда, чего уж там. Калымил по-хорошему, без всякой грязи.Что, я один такой? Куча ребят втихую калымит.

– Вот только они против меня не работали, а ты начал…

– Даша, так получилось. Незаметно.

– Поняла, – сказала Даша. – Ты и тут неоригинален. Сначала тебе предлагают сделать совсем даже крохотный, почтинезаметный шажок в сторону. И платят. Потом еще, еще… И все платят, платят…Привыкаешь к этим денежкам и к этим шажкам, они ж крохотные такие. Наконец,предлагают и пошире шагнуть, а ты уже на бабках сидишь, как на игле…

– Ну, а что? – вскрикнул он.

– Ты потише.

– Что – тише? – агрессивно сказал он, но большеуже не орал. – Даша, ты сама по себе. У тебя дети по лавкам не пищат. Толюбовник платьице подарит, то папочка денег подбросит. Ты-то никого не кормишь.А я кормлю, ясно? Лидка у меня получает сто восемьдесят пять, да и тозадерживают по три месяца. Ты бы хоть раз в жизни попробовала ребенкуобъяснить, почему вон тому бутузу папка покупает большую мороженку за семьштук, а ему папаня не может купить даже самое дешевое, за две. Ты глаза уребенка при этом видела? Он же даже не хнычет, он не понимает…

– Ну ладно, а вот вырос он у тебя, – сказалаДаша. – И сказал ты ему: сыночка, чтобы тебе купить мороженку, я своихпродал, офицеров. Погоны запачкал, честь запачкал…

– Он эту честь жрать не сможет.

– Ну, а все-таки? – спросила Даша. – Блядь тытакая, мы сыщики, офицера… Что он тебе скажет? Знаешь, почему эта философия нахрен не годится? Потому что, если так жить, кто-то другой твоих детей продаст вбордель для гурманов, а потом точно так же будет тебе смотреть в глаза иобъяснять, что его дети кушать хотели… Это сплошной беспредел, если такуюфилософию принять… Волк чужих волчат и то не жрет…

– Тебя бы на мое место, – сказал он снепроницаемым лицом.

Даша видела, что он глух к любым аргументам. Да и сама несобиралась долго напирать на мораль – и поздно, и абсолютно нерационально…

– Сколько он тебе платил?

– Мне хватало.

– А что потом? Обещал к себе взять?

– Обещал.

– Ишь ты, с устроенной судьбой… А ты, интересно, хотьчуточку соображаешь, что вместо хлебного местечка получил бы заточку в бок? Тыже в курсе всего дела, с самого начала…

Он досадливо поморщился, все так же лежа в неудобной позе:

– Слушай, Даша, я не думаю, что у тебя и в самом делекрыша поехала, но вот лично я совершенно уверен, что ты гонишь натуральнейшуюпустышку. Виталий тут ни при чем. Нормальный мужик.

– А чего же он мне устраивает спектакли с экзотическиминаркотиками и высококлассными фотоаппаратами?

Толик покривил губы в усмешке – уже оживающей, почтиуверенной:

– У него на тебя контракт. Из-за усачевского заведения.Понимаешь, люди серьезные, не нравится им, что ты глубоко копаешь… Вот и решилинемного притормозить.

– Это тебе друг Виталий сказал? – Даша, увидевнепроизвольный чуть заметный кивок, горько рассмеялась: – А ты веришь? Или– хочешь верить?

– А почему бы мне и не верить? Ты, конечно, что-то всевремя скрывала, но основную канву я знаю. Что у тебя есть на Агеева? Чтодоказывает, будто он – Мастер? То, что он встречался с немцем? Так немец, чтобтебе было известно, не только ученый, но и акционер какой-то фирмы. Она сюдагонит электронику, ясно? Немцу капает процент.

– Тоже от Агеева слышал?

– Да они при мне час обсуждали, как вытолкнуть с рынкакакую-то немецкую же фирмочку, я их возил на завод «Квант»… Тоже инсценировка?

– А почему бы и нет?

– Даша, ты и впрямь зациклилась…

Немец – еще и бизнесмен. Потому, быть может, француз у негопо пятам и ходит. Яснее ясного.

– А меня, значит, решили притормозить пользователиряженых девочек?

– Вообще-то, они с тобой могут и договориться… Хочешь,Виталий устроит? Даш, ты извини, что я тут наврал… Ты с ним созвонись, можнопрямо сейчас, и обговорите… Тебя же тоже никто не заставляет продавать контору.Уйдешь туда, в «Терминатор»…

– Это ты сам придумал или Агеев?

– Был у него и такой запасной вариант. Что, и дальшебудешь сидеть на грошах?

– Благодетель ты мой… – сказала Даша. – Нет,ты и в самом деле не понимаешь, как тебя в качестве болвана используют?

Но видела по его упрямому лицу, что он понимать не хочет. Тамодель действительности, какую в его воображении создали, его вполнеустраивала. Пока платили.

Не рассказывать же ему про загадочные кассеты? Про разговорс Фролом? Отрезанный ломоть, тварь…

– Ладно, чего воду в ступе толочь, – сказала Дашарешительно. – Ты мне сейчас все подробно расскажешь – как у вас с нимвсе завязалось, как получал задания, что делал…

Он, извиваясь, ухитрился подняться в сидячее положение,чтобы не упасть, привалился спиной к дивану. И, глядя ей в глаза, усмехнулсясовсем уж дерзко:

– Нема дурных, Дашенька.

– Я ж тебя, козла…

– Не надо, – сказал он, досадливо поморщившись. –Ну что ты мне сделаешь? Пытать будешь? А что с тобой потом на Черского сделаютза такие художества? На тебя ж материала – выше крыши, и половина – отпсихиатров…

Даша посмотрела на него даже не яростно – удивленно:

– Ты что, решил, что пойдешь отсюда своими ножками?

– А как иначе? Я, Даш, зверь сейчас, за детенышейбороться надо. Которых ты кормить не будешь… А метод борьбы у меня один:молчать, как Зоя Космодемьянская. Хлопнуть ты меня не хлопнешь, не такая дура.А заявление мое ляжет не в папочку к анонимным фоткам и подписанным телегам, ав досье к тем самым психиатрам… Ты сначала докажи, что я к тебе в квартирулазил. Что это я кысаньку подвешивал. Да и не было никакой кысаньки, тебепочудилось, о том и рапорт есть…

– Ну, а сейчас как ты у меня оказался?

– В дверь вошел, – хохотнул Толик. – Знаятвое состояние и все пережитые невзгоды, пришел по-дружески навестить. Могу я встоль поздний час зайти по-дружески навестить свое непосредственное начальство?Которое ценю, люблю и уважаю? Беспокоился я за тебя, вот и зашел моральноподдержать… Только ты с дикими глазами и пушкой наголо на меня вдругнакинулась, руки-ноги спеленала и начала шизу гнать… Ну не надо на меня таксмотреть! Я ж говорю, мне детей защищать следует…

– А это? – Даша коснулась босой ногой валявшейсяна полу черной сумочки.