Трах! Она на всем бегу врезалась в прохожего – настоящего,твердого. Посыпались из его пакета какие-то свертки. Даша пронеслась дальше.

В подъезде стало совсем плохо. Ступени колыхались, как волныв шторм, вспучивались, ходили ходуном, весь мир то стискивал ее в тесной скорлупе,то простирался в дикие, невообразимые просторы – с ней вместе, ставшейразмазанной по всей Галактике бесконечной полосой тумана. Вокруг так и прыгалиразноцветные цифры: 25 25 25 25 25…

Она шагала скорее на ощупь, равнодушно отмечая, что рука ужечувствует не перила, а непонятные, неровные поверхности – скользкие, гладкие,полированные, угловатые, круглые… Не было страха, неожиданно пропал куда-то.

Пропал страх. Остался покой. Уютная бесконечность,раскинувшаяся вдоль Млечного Пути. Она видела весь Шантарск – гигантской,объемной, живой картой с крохотными машинками и куколками-людьми, больше всегобыло милиционеров, и она была каждым милиционером, каждым сыскарем, они все искали,они обязаны были найти. Шантарск вертелся, как пластинка на диске проигрывателя,стоило Даше захотеть, чтобы приблизился тот или иной уголок города. По улицам,словно по льду, скользили шеренги черных телевизоров, окруженных мельтешениемвсе тех же цифр – 25 25 25 25 25, – перестраивались журавлиными клиньями…Перестройка… Горбачев Меченый… выходи по одному… теперь Горбатый горбун, новедь никого не было горбатого… не было среди фигурантов – не то направлениепоиска… горбатый – ошибка…

Даша уже никуда не спешила – жаль было покидать мир уютногопокоя, безмятежной тишины и пронзительных, радужно-ярких истин. Ощупью досталасигареты и опустилась на площадку, прислонилась к стене, медленно курила, икаждое движение руки, каждая затяжка были исполнены вознесенной до немыслимыхзвездных высот философской значимости, важности для мира, каждая затяжка былавселенским открытием, достойным полного ведра Нобелевских премий.

Великий сыщик Даша Шевчук. Самый великий. Все оказалосьпросто, до хохота – ха-ха-ха! – до колик, до пляски – пошевелим ногами,ах, рассукин сын, камаринский мужик, снявши зипунишко, он по улице бежит…

Кто-то, извиваясь рядом, подхватил громогласным голосом, недававшим ни малейшего эха:

Снявши зипунишко, он по улице бежит!

Ах, не хочет,

Ах, не хочет

Он боярыне служить!

Он бежит-бежит-бежит, пав-вертывает!

Его судорога па-адергивает!

– Брысь! – сказала Даша, блаженно улыбаясь впространство.

– Не время плясать. Некогда. Надо заниматься делом.

– Дел-лу время, дел-лу время, дел-лу время…

– Брысь! – она достала пистолет и не сердито, вобщем, так, профилактически, махнула в сторону надоедливых плясунов,пристававших с танцами.

Танцы. Пляски. Половецкие пляски. Танцы с волками. Бог тымой, как давно она не танцевала! Но не время, не время…

Кого они хотели обмануть? Все предельно просто: если вокругкакой-то вещи начались странные явления, зри в корень. В самую середину вещи.Если странности замыкаются на телестудию, зри в самую середину, в корень, всуть. А где суть телестудии?

К А Д Р.

Ну-ка, повтори еще раз, медленно, по буквам, по звукам, поколебаниям воздуха – К А Д Р. Ты где-то слышала про это, ты не могла не слышатьи не читать, ты знаешь все, что можно приспособить для криминала…

Даша сидела, делая одну длинную затяжку на миллион веков, нагеологический период, медленно, с острейшим наслаждением выпуская дым, – исмеялась от счастья, плакала от счастья, она была самым великим сыщиком. Онараскрыла преступление века.

В разгар пылающего счастья, на пике нирваны, любованиясобой, гордости за себя, уважения к себе ее вдруг принялись бесцеремонноподнимать, хамски вырывая из белоснежно-золотых бесконечностей счастья, этобыло так обидно и унизительно, что Даша схватилась за пистолет, но не нашла подрукой ничего похожего, привычного. Ее тащили, она боролась, крича, – исознание угасло под ударом мрака… Острого, колючего мрака.

…Она медленно открыла глаза. Комната была небольшая, белая,а за окном – без решетки! – зеленели кроны сосен, верхушки стволов былирыжие. Небо, правда, серовато-сизое – снова смог смешался с парком от незамерзающейШантары…

– Как себя чувствуете?

Даша, глядя на человека в белом халате – незнакомого, нестарого, лет сорока, – стала, прислушиваясь к ощущениям тела и первым,вяловатым мыслям, соображать, как же она себя чувствует.

– Нормально, – сказала она, пошевелив ногами,руками, чуть приподняв голову. – Голова кружится чуточку…

– Кто вы?

– Даша…

– Дальше?

– Андреевна. Шевчук. Капитан милиции, уголовный розыск.

– А где вы?

– Вот уж не знаю… доктор.

– Почему я – доктор?

– Белый халат, – старательно сказала Даша, словноучившийся говорить ребенок. – Вся эта комната так выглядит… Больница.

– Здесь есть кто-нибудь, кроме нас?

– Нет, – сказала Даша. Заглянула под одеяло иобнаружила, что совершенно голая. – Где мой пистолет? У меня был при себепистолет и удостоверение.

– А где вы их в последний раз видели?

– Удостоверение я показывала в машине, а пистолет… налестнице он еще был. Потеряла?

– Да нет, успокойтесь, мы с Глебом его подобрали.Кстати, кто такой Глеб?

– Мой друг, – сказала Даша. – Где я?

– Ну, разумеется, не в психушке… Вы сами как думаете?

– Я в Шантарске?

– В Шантарске.

– А за окном сосны… Значит, не Серебрянка, не Киржач, иуж, конечно, не Восточный… Западная часть города. Или Академгородок, илиБарзаиха. Может быть, еще Лалетинские сопки.

– Неплохо, – кивнул врач. – Академгородок,Институт биофизики.

– Так это не больница?

– Нет, конечно. Это наша лаборатория. Попробуйтесогнуть и разогнуть левую руку…

Даша попробовала:

– В сгибе локтя что-то…

– Сильно болит?

– Нет, неприятно просто… Уколы делали?

– Гемодиализ. Очистку крови. Прогнали всю вашу кровьчерез фильтры, сняли осадок… Голова не болит?

– Только немножко кружится.

– Совсем хорошо. Пить хотите? – он поднес стакан скаким-то розовым прохладным соком. – Нет, попробуйте-ка сами, присядьте,стакан возьмите, вы же не при смерти…

Даша села в постели, придерживая одеяло на груди. Выпила додна и вернула стакан.

– Еще что-нибудь хотите?