войну с кем-то, кого я люблю и кому доверяю. Как еще я могу познать тайны души?

– Да, согласна, – пропела Фрида.

Даже во время ссор она чувствовала, что их связывает тайная, неразрывная, бесконечно упругая нить. Иногда ей казалось, что Лоренцо сражается со своей собственной душой, а она ему помогает, подобно акушерке, вынужденной терпеть ярость и боль роженицы. Но своих детей она отказывалась использовать в качестве топлива для его работы. Это только ее беда.

– Для такой любви нужны сила и мужество, моя императрица, – добавил Лоренцо. – Мужчинам в наше время не хватает смелости, чтобы любить по-настоящему. Не то что нам с тобой.

– Да, нам хватает, – пробормотала Фрида, машинально приложив руку к щеке, все еще чувствовавшей жар его ладони.

Она постарается скрывать свое горе. Будет носить его, как железную цепь, обвившуюся вокруг сердца. Будет спорить с Лоренцо о чем угодно, даже о светлячках. Только не о детях.

Глава 63

Фрида

Когда пришли первые документы о разводе, в которых Эрнест обвинял Фриду в супружеской неверности, уже три недели лил дождь. Бумаги доставил английский консул собственной персоной. Он поклонился, изобразил натянутую улыбку и начал выуживать из портфеля длинные свитки, потирая лоснящуюся козлиную бороденку. Лоренцо мыл пол, стоя на четвереньках; он вскочил и закричал:

– Не бойся, Королева Пчел! Теперь мы наконец-то сможем пожениться!

Когда консул указал на слова обвинения, Лоренцо усмехнулся и начал повторять эти слова, вытирая о передник мокрые, покрытые мыльной пеной руки.

– Там написано, что мы многократно совершали акт прелюбодеяния… Мне нравится: многократно совершали акт прелюбодеяния… Так вот чем мы занимались, а? Многократно совершали акт прелюбодеяния!

Днем позже пришло последнее письмо от Эрнеста. Фрида открыла его дрожащими руками, не в силах забыть фотографию с приговором на обороте. Однако это письмо было еще хуже. Гораздо хуже.

С тобой покончено. Я хочу забыть тебя, и ты должна умереть для детей. Ты знаешь: закон на моей стороне.

«Вот и все, – подумала она. – Я потеряла детей». Громкий крик боли поднялся изнутри. Неужели до этого дошло? Как можно отнять у матери детей? Фрида прикусила бескровные губы и бросила письмо в огонь. Она не хотела устраивать истерику, не хотела злить Лоренцо и все же не могла сдержать боль. Она безвольно скользнула на пол и в порыве безудержного отчаяния забарабанила кулаками по половицам.

– Ты должна сделать выбор! – крикнул Лоренцо. – Я или они!

– А как же закон? – взвизгнула Фрида. – Как отменить тот факт, что это мои дети?

Обернувшись, она увидела зависшую над своей головой ногу в ботинке. Накативший на нее ужас быстро поглотила волна острой, невыносимой боли.

– Эти сопляки тебя не любят! И ты их не любишь. Встань!

Нога Лоренцо все еще зависала в опасной близости от ее головы, но Фриду охватило безразличие. Пусть топчет ее ногами, избивает, кричит. Ей все равно.

– Это мои дети! Я привела их в этот мир. Как можно их отобрать? Это неправильно! Ты обещал им дом. Обещал!

– Я здесь ни при чем. Все твой чертов Уикли! Вставай и заткнись.

Лоренцо тяжело протопал по коридору и хлопнул дверью.

А потом вернулся, раскаявшийся, с букетом мерзлых зимних роз и пакетиком хурмы.

– Только подумай, моя императрица: если бы ты выбрала детей, а не меня, как бы они росли под бременем ожиданий, неся на своих хилых плечах огромную тяжесть твоей жертвы? Я знаю, что такое удушающая материнская любовь. Отпусти их на свободу.

Вечером Фрида сидела и курила одну сигарету за другой, глядя в черную бездну озера. В небе висела хрупкая бледная луна, походившая на выщербленную льдинку. В темноте озеро выглядело пустым, словно гигантский кратер, хотя Фрида слышала плеск волн, неумолимо накатывающих на берег. Фарфоровый холод озерного тумана льнул к ней, оседал внутри. Она поежилась и посмотрела на небо, усеянное крошечными белыми звездочками. Мысли вернулись к звездной ночи, когда они с Лоренцо бежали нагишом по буковой роще возле квартиры Альберта Вебера. Медовый месяц. Лоренцо до сих пор вспоминал идиллические дни, когда они не открывали почту, когда Фрида еще надеялась на благородство и великодушие Эрнеста, когда они упивались одиночеством, любили друг друга и ни о чем больше не думали. Она подняла руку, чтобы указать на звезды и напомнить Лоренцо о той безумно счастливой ночи, однако он поставил вазу с зимними розами на стол и вновь заговорил, постукивая себя по груди.

– Как ты не понимаешь? Ты нужна мне. У детей есть бабушка, дедушка, отец. А у меня – никого. Я без тебя не могу.

Он угрюмо замолчал, затем резко сменил тон.

– Довольно! Выбирай! Я и бедность или дети и комфорт.

Фрида отвернулась от озера.

– Это мои дети. Мои! Как он может мне отказать?

Глаза Лоренцо вспыхнули яростью, он схватил пепельницу и швырнул оземь.

– Тогда почему ты не едешь к ним? Я тебя не держу! – Брызжа слюной, он метнулся к вазе с фруктами. – Если действительно хочешь меня бросить, возвращайся в Англию хоть сегодня. Иди, выполняй свой мерзкий долг!

Ваза с фруктами просвистела мимо головы и врезалась в стену. Фрида ошеломленно распахнула глаза. На плитках лежали осколки, по полу катались лимоны с содранной кожурой. Она потянулась за новой сигаретой, ожидая боевого азарта, который неизбежно испытывала в таких ситуациях, однако ничего не почувствовала, кроме тяжести в затылке. «И ради этого я пожертвовала детьми!» – подумала она.

– Хватит строить из себя страдалицу! – Лоренцо злобно пнул осколок вазы, отправив его в угол. – Я могу ненавидеть тебя. Могу злиться или насмехаться, да! Это не отменяет того факта, что я тебя люблю.

Фрида сунула в зубы сигарету. Руки дрожали, и пришлось несколько раз чиркнуть спичкой, прежде чем вспыхнуло пламя.

Лоренцо взмахнул кулаками.

– Не молчи! Я люблю тебя всеми фибрами своего жалкого тела. Люблю тебя всю. А ты меня – только наполовину! Мне нужна вся твоя любовь, а не жалкие крохи!

Фрида глубоко вдохнула, наблюдая за его бессильной яростью. Он тряс кулаками, будто желая броситься на нее.

– Я все бросила ради тебя, Лоренцо, все! Как ты не понимаешь?

Струйки дыма вырывались у нее изо рта и медленно рассеивались в воздухе.

– Ничего подобного! Ты только о детях и думаешь. Твоя материнская любовь, любовь волчицы к детенышам, уводит тебя от меня, словно злобный демон! – Лоренцо возвысил голос, в глазах вспыхнули искры. Фрида покачала головой, не желая отвечать. – Ты растрачиваешь половину своей любви на жалких недоносков Уикли. Как ты можешь меня любить, если только о них и