молчание. Тетя Мод смущенно ерзала на диване. Эльза сверлила отца подозрительным взглядом.

– Отныне вы будете называть ее мамой, – повторил Эрнест, по-прежнему глядя вдаль.

Что-то в выражении его лица отбило у Барби охоту задавать дальнейшие вопросы.

– А когда вернется мамочка? – спросила Эльза.

Папа сдержанно покачал головой. Его воспаленные глаза слезились, как будто в них попала соринка или мошка.

– Мне надо работать. Мод, ты не могла бы отвести детей в церковь?

– Ваша мать больна, – прошипела тетя Мод. – Сколько раз повторять!

В дверном проеме, подбоченившись и с притворной озабоченностью качая головой, стояла бабушка.

– Не беспокойте отца, дети. Пойдемте скорее, надо успеть к вечерней службе.

Все пятеро молча пошли в церковь: тетя Мод и бабушка впереди, а Монти сзади. Едва достигнув ворот, они услышали рвотные позывы и, обернувшись, увидели согнувшегося над канавой Монти.

– Он нездоров! – воскликнула Эльза. – Ему не надо было идти!

– Хватит, юная леди, – отрезала бабушка. – Вы знаете, почему вашей матери здесь нет, не так ли?

– Потому что она заболела в Германии. Наверное, тем же, что и Монти, и я уверена, что дедушка не заставляет ее ходить в церковь, – жалобно сказала Барби.

– Как ты смеешь дерзить! Неудивительно, что она вас разлюбила. Вот почему ее здесь нет. Она вас не любит. И теперь вас должны любить мы. Если ваш отец велел вам называть Мод мамой, значит, называйте ее мамой.

Бабушка зашагала к церкви, взмахнув юбками.

– Теперь все в руках Божьих, а он улыбается только праведникам.

Эльза машинально потянулась к руке сестренки и повела ее в церковный двор. Монти ковылял за ними, со стоном вытирая губы. Барби почувствовала, как пальцы Эльзы сжимают ее руку. Почему бабушка говорит, что мама их не любит?

Ночью Барби забралась в постель к Эльзе и крепко прижалась к сестре.

– Мамочка нас не оставила бы, правда?

– Да, – согласилась Эльза. – Я думаю, она сошла с ума и ее поместили в сумасшедший дом. А рассказывать нам стыдно. Вот почему они говорят такие ужасные вещи.

Барби придвинулась еще ближе; они лежали, как сиамские близнецы.

– Наверное, она потеряла память и не знает, где находится. Они думают, что мама убежала, а она на самом деле ходит по кругу в большом немецком лесу. Как принцесса под магическим заклинанием. – Девочка улыбнулась в темноту. – Помнишь, мама рассказывала нам историю о Спящей красавице? Как она вскакивала, когда мы ее целовали, даже фотографии на стенах тряслись.

Эльза хихикнула.

– А помнишь, как она прыгнула и сломала мою кровать?

Сестрички крепко обнялись, и когда проснулись на следующее утро, то все еще лежали, тесно прижавшись друг к дружке, как две створки устрицы.

Часть VII

Озеро Гарда, Италия, 1912–1913

Он вправду ее ненавидел. Как и она его. При этом они шли, крепко держась за руки.

ДЭВИД ГЕРБЕРТ ЛОУРЕНС, «ВЕДЬМА В МОДЕ»

Глава 59

Фрида

Вилла Игия, расположенная в деревне Гарньяно, выходила на бескрайние голубые просторы озера Гарда, а дальше расстилались лимонные рощи и высилась покрытая серебряными прожилками гора Монте-Бальдо. В небольшом саду росли персики, апельсины и хурма. По окружающим дом каменным стенам карабкались дикий виноград и жасмин. Вокруг росли оливы, каштаны, инжир, а высоко в горы уходили виноградники.

Как только приехали, Лоренцо стал носиться по вилле, открывая окна и двери, восторгаясь всем, что попадалось на глаза, – жаровнями с углем и медными кастрюлями на кухне, светлым ковром на полу в столовой, розами, которые пробрались в окно спальни и уронили лепестки на покрывало. Фрида застелила столы шалями и развесила на пустых стенах красочные композиции из бус и шляп.

В сентябрьском деревенском воздухе стоял резкий запах давленого винограда и созревающего вина. Дни начинались рано под пение крестьян, давивших виноград. А теперь деревню наводнили солдаты в шлемах с пышными плюмажами и высоких блестящих сапогах. Они напоминали о детстве, и Фрида часто сидела у окна, наблюдая, с каким куражом они расхаживают по улицам. Когда солдаты возвращались в казармы, она смотрела на озеро, на пароходы, оставляющие кружевной след на воде, на яхты с желтыми и розовыми парусами и гадала, куда поставить детские кровати, когда наконец прибудут Монти, Эльза и Барби.

Она разрывалась между радостным трепетом бегства и подавляемым чувством горя. Письма от Эрнеста продолжали приходить почти каждый день. Его настроение резко менялось: он то умолял Фриду вернуться домой, то соглашался на развод, если она оставит Лоренцо, а чаще всего отказывался дать развод – категорически. Прошло семь месяцев после ее отъезда, а Эрнест, всегда такой жесткий и бесчувственный, все еще грустил, и Фриду это удивляло. Где он был раньше? Почему не проявлял никаких эмоций в Ноттингеме?

Она заглушала боль, помогая Лоренцо. Он все еще переписывал «Пола Морела» и часами сидел в саду, прислонившись спиной к стволу персика, с выражением мучительной сосредоточенности на лице. Она смотрела на него, пока желваки не начинали ходить под кожей, потом выходила и предлагала свою помощь. Она воображала себя свечой, которая светит в зияющие провалы его рукописи.

– Ты упустил главное, – сказала как-то она, откладывая последнюю версию главы, которую Лоренцо переписывал три раза.

– Ты о чем? – удивился Лоренцо, бледный и измученный.

– На самом деле Пол больше всех женщин на свете любил свою мать. Ты должен это показать. Как с эдиповым комплексом.

– О, только не надо всей этой чепухи в духе Отто Гросса!

Лоренцо бросился на диван. Его глаза утратили свое обычное любознательное выражение, стали плоскими и стеклянными.

– Фрида, я не понимаю.

– Когда сыновья подрастают, они по очереди становятся материнскими любимчиками. В этом все дело. Она окружает их любовью, и они любят ее в ответ.

Лоренцо сел и наклонился вперед.

– И что?

– Пока они маленькие, в этом нет ничего страшного.

Она помолчала. Вдруг промелькнуло воспоминание о Монти. Пухлые розовые пальчики цепляются за ее юбку. Mutti, а когда я смогу с тобой пожениться? Она стряхнула воспоминание. Детское личико послушно скрылось, как воздушный шарик, уплывший за горизонт. Фрида на секунду запнулась, затем продолжала:

– А потом сыновья вырастают и не могут любить. По-настоящему.

У Лоренцо загорелись глаза.

– А когда они смогут по-настоящему полюбить? Страстно, телом и душой?

– Разумеется, когда мать умрет, – хлопнула в ладоши Фрида. – Только тогда они смогут полюбить по-настоящему.

Лоренцо вскочил с дивана, лихорадочно ероша волосы и сверкая синевой глаз.

– Да, да! Потому что мать – самая могущественная сила в их жизни. Она хранит их душу. И когда мужчина встречает другую женщину, возникает раскол. Но мать всегда сильнее. Правда, Фрида? Она