скрестил руки на груди. – Вы, ребята, ни черта не знаете.

Сердце у Айрис колотилось с такой силой, что было больно. Ее охватило жуткое ощущение, словно перед важной презентацией во «Фридом энд Ко», где она должна доказать боссам, что достойна своего места. Последняя блестящая презентация, настоящее самопожертвование.

– Откуда вы знаете, что я последняя? – поинтересовалась она.

– Видел тебя в кадре. Уже много дней больше никто не появлялся.

– Но все камеры сломаны.

– Одна пока работает. Смотри. – Он указал на висящий на стене экран: в кадре пустой коридор. – У тебя есть воображаемый друг?

– А?

– Ты все время с кем-то разговариваешь.

Оставив вопрос без ответа, Айрис покачала головой:

– Что вы все это время делали? Прятались здесь?

– Взял передышку.

– Бросили нас, значит. Даже объявить о завершении шоу порядочности не хватило. Наметить какой-то план…

Норман презрительно усмехнулся.

– Никакого плана не было. О рисках вы знали. – Он потер пальцами лицо, размазывая по коже грязь. – Никого из вас насильно сюда не тащили.

– Ну, больше никого нет. – Айрис вдруг поняла, что ничего не знает о Нормане: был ли он женат, есть ли у него дети, кого он оставил на Земле. Никто не рассказывал ничего, что говорило бы о нем как о живом человеке. – Что вы намереваетесь теперь делать?

– Оставаться здесь до конца.

«Как в песне Дайдо», – подумала Айрис.

– А когда конец?

– Конец есть конец. – Он помолчал. – Ты жалеешь, что попала сюда?

– К чему этот вопрос?

Айрис переместилась из этой комнаты в предыдущую и повернулась к окну. Нет, она еще не готова. Но будет ли готова когда-нибудь? Двадцать лет назад, глотая те таблетки, она была готова. Если бы они сработали быстрее и ее не вырвало, на Земле от Айрис не осталось бы и следа. Ушла бы в возрасте шестнадцати лет – и ничего подобного не случилось бы.

– Ну, вперед, – подстегнул ее Норман. – Открывай окно. Что, не хочешь, чтобы я видел?

– А ты ведь тот еще козел, да?

Норман ткнул в нее пальцем.

– Таких высот, каких я достиг, не добиться, если не…

– Если не быть козлом? Да ты просто заурядный мерзавец.

Он вздохнул, не глядя на нее, и пошел на свое место, но по пути зацепился за валяющееся на полу оборудование и споткнулся.

– Скатертью дорожка, – пробормотал он.

Норман нажал на кнопку, и двери закрылись.

Айрис осталась одна – ну, в каком-то смысле. Несмотря на приближение конца, казалось, ничего особенного не происходит. Айрис попыталась вспомнить Кадиш, чтобы развеять эти мутные ощущения, – пусть даже не слова, а чувства, модуляции голоса, – но у нее не получилось. «Аминь» – единственное, что она помнила. В Бога она никогда не верила, но слово это тихо сорвалось с ее губ, когда она собралась открыть створку.

– Аминь, – повторяла она, – аминь, аминь, аминь, аминь.

Все должно было быть не так. Должно было быть… ну, поэтичнее, что ли? Ведь в этом роль религии, не правда ли? Придать поэтичность этим пустым минутам. Одну молитву она знала наизусть: «Отче Наш». Выучила ее не верой, а многократным повторением, но теперь молитва казалась ей возвышенной и значительной, под стать случаю. Она вызвала в воображении аромат лакированного деревянного пола и пыльных штор школьного актового зала. Холодок ранней осени на голых ногах. Колючая зеленая юбка. Юность.

Первым делом она сбросила кроссовки. Внутри они почернели от пота и почти развалились. Она хотела умереть босой, ощущая песок между пальцами ног.

– Отче Наш, – шептала она, – сущий на небесах…

Ребенок благодарно повернулся. Да, говорил он, продолжай. Глаза Айрис наполнились горячими слезами. Смахнув их, она продолжала читать молитву:

да святится имя Твое;

да приидет Царствие Твое;

да будет воля Твоя

и на земле, как на небе;

хлеб наш насущный дай нам на сей день;

и прости нам долги наши,

как и мы прощаем должникам нашим…

Простила ли мне Мона мои долги? Наверное, нет. Простила ли я Землю? Возможно. Не такая уж это плохая планета, если подумать. Айрис протянула руку к металлической ручке. Какая холодная. Айрис опустила руку. Нет, еще не пора.

И не введи нас в искушение,

но избавь нас от лукавого.

Ибо Твое есть Царство

и сила и слава

вовеки.

Она замолчала и, сделав два вдоха-выдоха, произнесла: «Аминь». В ее воображении тысяча девочек, одетых, как лепреконы, в зеленую форму, все вместе повторили молитвенное слово, и оно эхом отозвалось в старинном зале. «Прощайте, – думала она. – Все эти воспоминания скоро исчезнут, и все мысли тоже».

Она снова прикоснулась к ручке, набрала побольше воздуха и, не выдыхая, открыла окно. Не колеблясь ни секунды, она пригнулась и вышла наружу. Ногам было мягко и приятно ступать по песку. Прикрыв за собой створку, она села на песок. Здесь намного жарче, градусов сорок, наверное, как летом в Севилье. «Как только я снова вдохну, – вертелось у нее в голове, – все будет кончено». Все еще не дыша, она оглядела бледно-розовые просторы и развалины Центра-2 неподалеку. Справа от нее находилась ферма, слева зал управления – и то и другое теперь заброшено. Она чувствовала теплые и ласковые лучи солнца на своем лице. Прохладный бриз обдувал вспотевший лоб. Какое блаженство. Вдали, в низине, искрилось озеро. Оконное стекло больше не отделяло его от Айрис, и озеро казалось ближе и теперь выглядело как настоящее. Айрис все еще не дышала. Ребенок начал толкаться. Дыши, мама, дыши. Больше терпеть невозможно. То, что поддерживало жизнь, могло и убить.

Айрис выдохнула, замерла, и в первый раз вдохнула никтианский воздух. Хм… Он не обжег ей легкие. Нормальный на вкус. Она сделала выдох, за ним еще вдох. Она не умерла. Айрис откинулась назад, прислонившись спиной к стене Центра. Ее грузное тело опиралось на горячий металл. Она дышала кислородом, в этом сомнения нет. «Или я умерла, и это рай? Не зря же я прочитала Молитву Господню. Апостол Петр решил, что я хорошая, и впустил меня, несмотря на мои грехи».

Обхватив пальцами края, она взялась за створку окна, но она прилегала плотно. Снаружи окно не открывалось.

Она медленно встала, опираясь о стену, и разделась до грязного белья, оставив одежду на песке. Какая разница, здесь никого, значит, и стесняться некого. Ноги жег горячий песок, а до озера было очень далеко. В старых фильмах затерявшиеся в пустыне люди идут в сторону оазиса. Так она и сделает. С трудом преодолев несколько метров, Айрис повернулась, чтобы в