бы прибрал тюрьму к своим рукам, если бы не боялся прогадать. А вдруг они возьмут и завоюют еще один, но уже более комфортабельный замок. Теоретически это было вполне возможно, заброшенных замков в этой стране, как видно было немерено. Хотя с другой стороны, нельзя было отбрасывать и такой вариант, что они вообще больше ни чего не завоюют, и тогда заполучить эту тюрьму у Гороха будет намного труднее. Размышляя таким вот образом, практичный Шампиньон всё ни как не мог придти к какому-нибудь определенному решению. Поэтому он хоть и не предъявил, пока, свои права на данное имущество, но все же из виду тюрьму решил не упускать, потихонечку присматриваясь к ней. У старого барона в жизни было две мечты, – сняться в каком- нибудь фильме и заиметь на старости лет свой собственный замок.

Кроме Шампиньона в тюрьме остались еще и Грифусс согласно своей должности, а также Батон, не пожелавший расстаться со своим отцом. Да еще в тюрьме поселился Федя, которому было все равно где пить. С собой в тюрьму он прихватил самогонный аппарат, переделанный им в свое время из старой стиральной машины. Епископ согласился отдать Феде этот самогонный аппарат при условии, что тот будет взамен ежемесячно поставлять на черепаху бочку чудодейственного бальзама.

3.10.3.

Парамоний же, боясь, как бы и его не засунули, как Федю, в какую-нибудь местную тюрьму поспешил поскорее в Трунштейн, надеясь хоть там немного отдохнуть от мирской суеты.

Подойдя к воротам замка, он, не останавливаясь, проследовал мимо дремавшего на своем посту Дюбеля. На стражника при этом он не только не посмотрел – но даже не поздоровался. Дюбель ошарашено посмотрел вслед удаляющемуся священнику. Бедняга оказался не готов к такому повороту дел. Он намеревался долго и обстоятельно (как минимум до обеда) подискутировать с монахом о новых веяниях и тенденциях в вероисповедании, обсудить некоторые щекотливые вопросы теософии, и т.д., и т.п., в общем, поразвлечься на славу. А тут такой облом получился. Но делать было нечего, и бессменный страж ворот вновь задремал, опершись на древко своей алебарды в ожидании новой жертвы, т.е. нового посетителя.

Парамоний же, войдя в Трунштейн, прошел мимо вышедшей ему на встречу королевы, и всех ее придворных, поспешив уединиться в отведенных ему апартаментах. Ни поздоровавшись, ни сказав ни слова, даже не кивнув.

Королева же так и осталась стоять, в недоумении, посреди зала. Это был первый случай в ее жизни, (по крайне мере с момента ее замужества), чтобы ее так явно проигнорировали.

Между тем, монах заперся у себя в кельи (так отныне он велел называть весь верхний этаж угловой башенки, в которой поселился) и целыми днями не выходил оттуда, спускаясь вниз лишь для приема пищи или в туалет. Если же кто-то из бугорландцев хотел исповедоваться, либо получить отпущение грехов, либо просто покаяться, он мог сделать это только возле этих двух вышеназванных помещений. И то, только после того, как Парамоний закончит все свои дела.

К чести монаха, надобно заметить, что Парамоний не был привередлив в быту, он не требовал для себя отдельного питания из всяческих заморских яств и изысков, а ел все, что ему предложат с королевского стола, лишь бы пища была свежая и хорошо приготовленная. Ел, правда, монах долго и помногу, растягивая, таким образом, одно из немногих удовольствий в своей жизни. Соответственно так же подолгу он просиживал и в туалете, а бедные его прихожане, вынуждены были терпеливо дожидаться своей очереди. На аудиенцию, естественно.

Королева же все не теряла надежды принять священнослужителя у себя в тронном зале, как того требовал королевский этикет и ее уязвленное самолюбие. Ради такого случая она даже несколько дней подряд надевала лучшие свои наряды, но Паша на аудиенциею к ней так и не явился. Однажды, желая сократить свой путь на кухню, он по ошибке все же попал ненароком в тронный зал, где в это время королева играла в крикет со своими придворными. Обрадовавшись неожиданному появлению строптивого монаха, Киса де Мура совсем уж было собралась бежать переодеваться в свое самое красивое праздничное платье, (розовое, с бриллиантовыми блестками), но не тут-то было. Тяжело вздохнув, Паша развернулся и вышел вон из тронного зала.

Поначалу королева очень злилась на такое возмутительное, с ее точки зрения, поведение монаха, но ничего поделать с этим не могла. Поскольку он был не ее подданный, и не попадал, таким образом, под ее юрисдикцию. Впрочем, со временем все понемногу привыкли к такому странному поведению Парамония и стали меньше обращать на него внимания.

Глава 11. Последний защитник Ойленберга.

3.11.1.

Тем временем в отдаленном замке Ойленберг, трое виргеумских солдат – Бука, Бильбо и Корень несли свою нелегкую военную службу, ничего не ведая о происходящих в стране событиях.

Трудность службы в этом отдаленном (по бугорландским, конечно же, меркам), гарнизоне состояла как раз в его отдаленности. Находясь на самом юге страны, Ойленберг издавна использовался как место для отдыха и развлечений сначала местной знати, а впоследствии, и всех желающих. Кто во время охоты завернет сюда погреться, и обсушиться у камина, кто просто забредет на огонек, но в основном сюда приезжали отдохнуть подальше от глаз начальства. Изредка сюда захаживал и сам король, который тоже был не прочь иногда отдохнуть в этой глуши от всех своих королевский забот, да и от королевы тоже. И всех этих непрошенных гостей нужно было принять, накормить и чем-нибудь развлечь.

Много лет назад этот замок построил Гуго 3С (Третий – Справедливый, пра-пра-пра-пра-пра-прадед нынешнего короля) для защиты своих южных границ от набегов диких соседей. Причем построен этот замок был на деньги, добытые как раз в одном из ответных набегов на этих самых диких южных соседей. Таким образом, Гуго 3С защитился от своих врагов за их же деньги. А дома между тем его ждала жена, и ждала она его не просто так, а с деньгами и подарками. Узнав, что Гуго опять вернулся домой пьяный и без денег, жена его совсем потеряла голову. Т.е. сначала она стала орать, визжать и матерно ругаться на короля, и уж только после этого потеряла голову. Такой вот ценой обошлась стране постройка этого замка.

3.11.2.

Но все это было давно и неправда. Ну, или почти – неправда. Сейчас же в Ойленберге все было тихо и спокойно. Если не считать того обстоятельства, что вот уже целую неделю в замке не было ни одного посетителя, и это было очень странно. Местный