От радужных перспектив захотелось скорее потерять сознание. В этом были мои родители. Дальше своей деревни видеть ничего не хотели. Я пожал тёплую материнскую ладонь, чтобы она решила, что я её поддерживаю, и успокоилась. Она так и поняла.

– Мы хотели тебе апельсинов купить, но доктор сказал, что тебе нельзя пока. Так что пока без гостинца. Как только можно будет, я тебе куплю и принесу. Кстати, там твои вещи лежат. Нам сказали, что их можно забрать, постирать. И карточка есть. Можно будет ею воспользоваться? – спросила мать.

У них, конечно, денег всегда было в обрез, поэтому я согласно кивнул. Потянулся к тумбочке, чтобы взять в руки планшет с ручкой. Мать поняла моё намерение и подала их мне. Я нетвёрдой рукой написал четыре цифры, означающие код банковской карты. По моим воспоминаниям на ней должны были лежать деньги, собранные мною за десять месяцев, около тридцати тысяч рублей.

– А там деньги есть? – поинтересовался отец.

Я кивнул.

– Не переживай, напрасно тратить не будем, только на тебя, – трогательно пообещала мать. – У нас там тоже траты большие, корма покупать надо, цыплят.

В палату зашла санитарка и показала на время.

– Ладно, сынок, мы пошли. – Мать поцеловала меня в лоб. Отец подошёл и пожал мою вялую ладонь.

– Выздоравливай, – пожелал мне скупо, но по-другому он не умел. Всегда стеснялся проявлять чувства на людях.

– Я приду завтра в это же время, в часы приёма, – пообещала родительница.

Я кивнул и помахал им рукой.

С каждым новым днём я чувствовал улучшения. Мне разрешили вставать, ходить, затем делать зарядку, есть нормальную пищу. Вначале я испытывал головокружение и слабость от всего, но постепенно окреп. Меня перевели в палату, в которой лежали шесть человек. Меня сразу окрестили немым, потому что говорить я так и не научился. Мой язык превратился в чужеродный орган. Мать купила мне книгу для обучения языку жестов. От нечего делать я изучал её и кое-чему научился.

Однажды пришёл следователь и показал мне телефон, который я не признал. Он сказал, что его нашли на том дачном участке, где и меня. Сим-карта в нём была не моей, и потому принадлежность его мне была под вопросом, хотя вроде бы и очевидна. У телефона не было никакой блокировки. Мы покопались в нём, чтобы найти что-нибудь значимое для моей памяти. В книге звонков остались несколько номеров. В основном звонки были сделаны на один номер.

– Сим-карта с этим номером тоже официально не зарегистрирована, – сообщил мне следователь.

Я пожал плечами, не зная, что ответить на это. Тогда он открыл галерею и показал мне единственный снимок. На фоне ореола света, бьющего из окна, виднелся обнажённый женский силуэт. Точёная фигура с поднятыми вверх руками, удерживающими хвост из волос. Меня задел этот снимок. Я почувствовал к нему какую-то причастность, вызывающую растекающееся по телу тепло, как от забытого приятного события. Долго смотрел в экран, стараясь поймать воспоминание, но так и не смог. Мне осталось только глубоко вздохнуть. Следователь понял, как мне тяжело даются воспоминания.

– Мутное дельце, – произнёс он. – Записывай, если вспомнишь.

Я кивнул. Он ушёл, а у меня остался на душе ком необъяснимых чувств, вызывающий томление и беспокойство. Это очень неприятное состояние, когда ты не можешь понять причину зародившихся чувств. Я метался по больничному коридору, нарезая круги. Закрывал глаза, представляя себе силуэт девушки, и каждый раз меня накрывало волной чувств. Она была знакома мне, но как и откуда мог её знать, я не представлял. На складе, в магазине или дома её не было.

Уже стемнело. Больница отошла ко сну, и только на посту светился огонёк лампы, освещая читающую книгу медсестру. Она краем глаза следила за мной. Не выдержав моей круговерти, подошла.

– Гордей, давай я тебе таблетку для сна дам, – предложила она.

Я хотел вначале отказаться, но потом решил, что так будет лучше. Сам я мог и не уснуть, что назавтра вызвало бы у меня потерю сил и сонливость. Я согласно кивнул. Она протянула мне половинку маленькой таблетки и стакан воды. Я запил лекарство, не спросив даже, что это такое.

– Ты чего такой сегодня? – спросила она с неподдельным интересом.

Как мне было объяснить ей, что у меня перед глазами пытается возникнуть какое-то воспоминание, прямо вот-вот, но ничего не получается. Какой-то битый файл, который никак не удаётся восстановить имеющимися средствами. При помощи жестов и выражения глаз, изобразил душевные терзания, рассмешив медсестру. Я поблагодарил её, потрогав плечо, и пошёл спать.

Уснул, наверное, когда лекарство начало действовать. Мне сразу же приснился сон. Огромная пустыня из белого песка без барханов. Я стоял в одиночестве и не знал, что мне делать и куда идти. Бесцельно покрутился на месте и, даже будучи во сне, заметил одну странность: солнце стояло в зените, но на песке отражалась моя тень, по размеру примерно соответствующая моему росту. Решение идти куда-нибудь напрашивалось само собой. С каждым шагом тень, отбрасываемая мной, становилась всё короче, хотя солнце продолжало висеть над моей головой. А когда она почти исчезла, замерев перед пальцами ног, я увидел впереди прямоугольный предмет, едва различимый на фоне белого песка.

Направившись в его сторону, вскоре понял, что это небольшое зеркало, размером со старое трюмо, только зарытое в песок для опоры. Издалека мне показалось, что я вижу своё отражение в нём, но чем ближе подходил, тем меньше узнавал себя. Вернее, это был и не я вовсе, а какая-то девица с белыми волосами, одетая в облегающий серебристый костюм. Я подошёл вплотную к зеркалу. Не моё отражение смотрело на меня и улыбалось знакомой до боли улыбкой. Откуда я знал её? Почему она такая красивая и смотрит на меня с интересом? Мне хотелось прикоснуться к ней, но я не решался, стыдился себя перед её совершенством.

Красавица вдруг начала хмуриться. По щеке потекла бриллиантовая слёзка и звонко упала на пол по ту сторону зеркала. Девушка посмотрела на меня с обидой и жалостью и начала разворачиваться, собираясь уйти. Я не хотел этого, но не знал, что делать. Моя тень, как живая, удлинилась и легла под основание зеркала, зарывшись головой в песок. Красивая белокурая девушка стояла вполоборота и чего-то ждала от меня. Чего? Что я мог сделать для неё? Она была богоподобна, а я слишком человек.

И тут что-то щёлкнуло у меня в мозгах, как будто кто-то переключил рубильник. Я сделал шаг вперёд, наступив на свою тень, которая, в страхе