– Эээ… у меня есть кое-какие идеи, но я пока ничего не решил.

– Очень тонкая тема, правда? «Совершенство красоты в изломанном мире», – говорю я, имитируя шикарный тон.

– Очень! – Джейми смеется, но вид у него такой, словно ему немного не по себе. Я тут же чувствую себя виноватой, вдруг он решил, что я над ним насмехаюсь.

– И что происходит на великом вечере? Я уже заранее нервничаю, – говорит он. Я никогда не видела, чтобы Джейми нервничал, но сейчас он явно не в своей тарелке.

– Ну, каждый из трех кандидатов получает собственное пространство и представляет свои произведения членам жюри и прессе, – объясняю я.

– И судьи никак не зависят от компании? Выходит, ты с ними знакома?

– Мы каждый год привлекаем новых, чтобы был свежий взгляд. Я как-то с ними встречалась, но вообще намеренно держусь от них подальше. Мне не по себе, что я могу так или иначе повлиять на их решение, – пытаюсь заверить его я.

– Послушай, я понимаю, что это может показаться неблагодарностью, учитывая, сколько ты для меня сделала, – говорит Джейми, вперив взгляд в тарелку. – Но тебе нельзя приходить на открытие выставки. Я ведь, разумеется, пойду туда с Хелен.

– Знаю. И, естественно, я об этом думала. Могу и не ходить. Это же твой праздник, и я хочу, чтобы тебе было как можно комфортнее.

Я вижу, что при этих моих словах по его лицу разливается огромное облегчение. Он снова стал прежним. По ходу разговора Джейми был так напряжен… Я понятия не имею почему, я никогда бы не поставила под угрозу его «большой шанс». Я желаю ему только успеха.

– Боже, а Мэтта там не будет, а? Не хотелось бы там с ним столкнуться… – Джейми нервно смеется.

– Не о чем беспокоиться, – качаю головой я. – Мэтт ненавидит художественные конкурсы и вручения премии. Его туда ни за что не затащишь. Ему там до смерти скучно.

– А твой отец показался мне очень милым, – говорит Джейми. – Но он ведь тоже на вручение не придет, да? Я читал, что на той неделе он уедет по делам в Америку?

– Да, обычно он участвует в жюри, но в этом году не получится. Ему надо присутствовать на конференции в Портленде, он страшно расстроен, но это совершенно неизбежно. В последнее время у нас стало меньше клиентов, поэтому ему абсолютно необходимо поехать, – говорю я.

– Вот как? Надеюсь, волноваться не о чем? – спрашивает Джейми, накрывая ладонью мою руку и чуть сжимая.

– Надеюсь. Довольно много клиентов решили не возобновлять с нами контракты, что стало огромным ударом. Ушли в другие компании, что очень расстроило папу. Странная ситуация. – Я снова хмурюсь. – Честно говоря, в этом году конкурс вообще лучше бы отменить и не выдавать премию, но папа настоял, потому что не пропускал ни одного года со смерти мамы. Он считает, что это важно.

– Он у тебя замечательный, – улыбается Джейми.

– Вот именно, – гордо соглашаюсь я. – Но на деле сам факт его отсутствия должен бы убедить тебя, что весь процесс будет беспристрастным. Ты поймешь, что если выиграешь конкурс, то все будет абсолютно справедливо и честно.

– Даже представить себе не могу, что выиграю. Честное слово, мне кажется, что уже и так оказали большую честь, раз я зашел так далеко, что кто-то считает, будто я достаточно хорош, чтобы добраться до финала. И не просто кто-то, а эксперты в этой области. Понимаешь…

– Еще как понимаю! – Я улыбаюсь. Я так счастлива за него. – Это – такой вотум доверия. И твоя карьера взлетит в небеса. Даже если не выиграешь конкурс, мало ли что может случиться.

– В любом случае я очень взволнован. – Джейми сияет. – Огромное тебе спасибо.

– За что?

– За то, что веришь в меня, – говорит он.

– Я всегда в тебя верила, – улыбаюсь я.

Черт бы все побрал. Этот парень… Эти прекрасные отношения… Потому что именно это у меня и есть. Возможно, это уже не любовный роман, но Джейми Добсон – по-прежнему любовь всей моей жизни.

К тому времени, когда мы заканчиваем наш длинный ланч, уже стукнуло три. Прекрасный осенний свет льется в окна Хитвуд-Холла, свет, к которому мы оба за годы привыкли. Меня одолевает мучительная мысль о том, как в нормальный год мы приехали бы, чтобы провести здесь ночь, но, едва она приходит мне в голову, я поскорей ее прогоняю.

Прощаясь на парковке, Джейми спрашивает, можно ли иногда посылать мне текстовые сообщения. Я так долго их хотела, жаждала их. А теперь вдруг сомневаюсь, что это не такая уж удачная идея. Я наконец признала, что мы – друзья, а что-то большее может вернуть меня на прежнюю деструктивную тропку.

– Я понимаю, – говорит он в ответ на мои объяснения, хотя вид у него обиженный. – Ты не хочешь чересчур сближаться. Я понял, правда.

– Прости. Я не могу больше испытывать боль, – отвечаю я и обнимаю его. – Просто больше не могу. Но я буду ждать встречи с вами на конкурсе, мистер Добсон! – поддразниваю я.

Джейми смотрит себе под ноги, улыбается застенчивой улыбкой, как бывает всегда, когда его хвалят, а после уходит к своей машине.

Я еду прямиком к Эбони, чтобы забрать девочек и вернуться домой.

Я уже привыкла к этому странному чувству: тошнотворной, подрагивающей тревоге. Оно возникает от сознания, что я возвращаюсь туда, к нему. В каком настроении он будет? Что теперь я сделала не так? И как я до такого докатилась? Все слишком сложно. Очень запутанно.

К тому времени, когда мы добираемся домой, Мэтт уже там. И в прескверном настроении. Девочки бегут в дом, радуясь встрече с отцом, и вприпрыжку влетают прямиком в кабинет, где Мэтт разговаривает по телефону. Я слышу, как он орет, чтобы они обе убирались, и они бегут прямиком ко мне, обнимают ручонками мои ноги, плача и требуя утешения. Я наклоняюсь, чтобы обнять их обеих, нежная кожица горячих влажных щек липнет к моей. Уведя их на кухню, я успокаиваю детей молоком и шоколадом, включаю по телевизору «Свинку Пеппу». Уже через несколько секунд они начинают хихикать.

Я спокойно иду в кабинет, где Мэтт сидит за своим столом.

– Правда надо было так кричать? Ты очень их расстроил, – сообщаю я.

Муж сидит, сгорбившись над столом, перебирает какие-то документы, которые поскорей убирает в ящик, едва слышит мой голос.

– Тебя что, стучать не учили? – рявкает он.

– Я не собираюсь стучать в моем собственном доме. Тут у нас не школа, – отвечаю я, прислоняясь к дверному косяку и скрещивая на груди руки.

– Я оплачиваю большую часть чертовых счетов.

– А кто платит тебе зарплату? Мой отец, – напоминаю я для ясности.

Это выводит его из себя. Откинувшись на спинку кресла, он потирает подбородок и шею сзади, но не так, как это делает Джейми. В его жестах мне чудится что-то неприятное и угрожающее.

– И как же это понимать? – снова рявкает он.