Она давно уже отрешилась от высоких мыслей о человеке и человечности, но если бы они у нее сохранились, то здесь, несомненно, развеялись бы прахом в мгновение ока.

– Бог оставил нас, – прошептала она, прищурив глаза в тщетной надежде не позволить нечестивому зрелищу навечно запечатлеться в ее памяти.

Главным экспонатом этого музея разложения, главной плакальщицей на этих похоронах всего, что можно поименовать пристойным, верховной жрицей этого святилища, завершающего растянувшееся на всю жизнь паломничество жалости к своей персоне, самоуничтожения и саморазрушения, являлась не кто иная, как давняя лучшая подруга Шев и ее же злейший враг – Джавра, Львица Хоскоппа.

Она сидела подле чахлого столика, поверхность которого оскверняли пустые кувшины, недопитые бутылки и мутные захватанные стаканы, и монеты, и фишки, и переполненные пепельницы, и несколько трубок с чаггой, и, по меньшей мере, одна с хаском, а мятые и засаленные карты валялись, словно конфетти. Напротив ее развалились трое солдат Союза, один со шрамом на бородатом лице, другой, судя по роже, заслуживал доверия не больше, чем крыса, пожиравшая блевотину, и третий, запрокинувший далеко-далеко через спинку стула голову с широко открытым ртом, так что острый кадык на тощей шее ездил вверх-вниз в такт негромкому похрапыванию и чуть ли не грозил проткнуть кожу – даже смотреть на него было больно.

Рыжая шевелюра Джавры представляла собой спутанную мочалку, куда набились пепел, слизь, объедки и еще какие-то куски, не поддававшиеся определению. Их не следовало даже пытаться опознать, ибо они так оскорбляли Бога, что он мог возжелать положить конец своему творению. Судя по всему, Джавра успела подраться и в этом притоне. Костяшки пальцев были перевязаны тряпками, на которых проступала кровь, на обнаженном плече – неописуемо грязная рубаха, которую она носила, где-то лишилась рукава – красовались ссадина и засохшая грязь, а на щеке темнели ушибы.

Шев не могла толком понять, какое чувство испытала, увидев ее. Облегчение из-за того, что она не покинула город. Угрызения совести за то ее состояние, до которого она довела себя. Стыд за то, что ей приходится обращаться к Джавре за помощью. Злость трудно сказать на что. Накапливающиеся на протяжении многих лет раны и разочарования постепенно превратились в груз, под которым она не могла устоять, не говоря уже о том, чтобы тащить его дальше. Но, как всегда, у нее не было иного выбора. Она отняла ладонь от лица и шагнула вперед.

От Джавры воняло. Еще хуже, чем в день их первого знакомства у двери Дома дыма, которым тогда владела Шев. Незадолго до того, как этот дом сгорел, а с ним сгорела и вся прежняя жизнь. Шев не собиралась смотреть, как ее жизнь горит вновь. Она просто не перенесла бы этого.

– Джавра, от тебя воняет, – сказала она.

Джавра даже не потрудилась оглянуться. Как ни старайся осторожно и незаметно подобраться к ней, она всегда каким-то образом догадывалась о твоем присутствии.

– Я давно не мылась.

Ее слова прозвучали не слишком внятно, и у Шев сердце оборвалось. Чтобы опьянение Джавры хоть как сколько-нибудь проявилось, ей нужно было пить несколько дней сряду. Но на сей раз она была героически, феерически, трагически пьяна. Джавра никогда не ограничивалась полумерами.

– Я была очень занята: пила, трахалась и дралась. Она откашлялась, повернула голову и звучно харкнула кровавой слюной под ноги Шев; впрочем, половина плевка вылетела из разбитых губ на рубашку, и Джавра вновь повернулась к столу.

– Я пьяна уже… – она подняла забинтованную руку, уставилась на нее, прищурилась и начала неловко разгибать пальцы. – Пила, трахалась, дралась и проигрывала в карты. – Стоило ей распрямить большой палец, как карты посыпались на пол. Джавра повернула голову, посмотрела на них и нахмурилась.

– Я даже считать не могу. – И она принялась по одной подбирать карты с пола негнущимися пальцами.

Пила, трахалась, дралась и проигрывала в карты. Уже сколько дней прошло, как я хоть один кон взяла? – Она громко рыгнула. Шев даже на расстоянии передернуло от зловония.

– Нет, недель. Я не соображаю толком, какой стороной карты поворачивать.

– Джавра, мне нужно с тобой поговорить.

– Позволь, я тебя представлю. – Джавра взмахнула рукой в сторону солдат Союза и чуть не отшибла голову спящего тыльной стороной ладони. – Эта хорошенькая малышка – моя добрая старая подруга Шеведайя! Она как бы мой прихвостень.

– Джавра.

– Ну, значит, охвостье. Все равно. Мы обошли вместе половину Земного круга. С самыми разнообразными приключениями.

– Джавра.

– Значит, бедами. Все равно. А эти говнюки – из лучших солдат Его Августейшего Величества Высокого короля Союза. Бородатый поганец – лейтенант Форест. – Упомянутый поганец кивнул и добродушно улыбнулся Шев. – Тощий – ланс-капрал Йолк. – Спящий чуть заметно пошевелился, провел языком по растрескавшимся губам и издал какой-то слабый невнятный звук. – А тот везучий гад…

– Умелый гад, – буркнул тот, что был похож на крысу, не выпуская из пожелтевших зубов трубку с чаггой.

– Сержант Танни.

– Капрал, – снова поправил тот, глядя в карты сквозь густые клубы дыма.

– Он умудрился снова заработать разжалование, – сказал Форест. – Не поверите, за гусыню и шлюху.

– Она того стоила, – ответил Танни. – Да и шлюха была ничего себе. Огневая девка, между прочим. – И он, громко шлепнув, выложил карты на стол.

– Титьки Матери! – взвыла Джавра. – Опять!

– Есть некоторая разница… – пробормотал Танни, стискивая мундштук трубки зубами, – между перебрать и недопить… – он собирал со стола свой выигрыш в монетах доброй дюжины стран, – а в картах мне равных нет. Вся хитрость, как и почти со всем, что бывает в жизни, в том, чтобы поддерживать точное равновесие.

– Удача, – нараспев произнесла Джавра, глядя прищуренными, чудовищно налитыми кровью глазами, как он собирал со стола свою добычу, – вот чего мне никогда в жизни не попадалось.

– Джавра…

– Дай-ка угадаю! – Она взмахнула рукой над столом и размазала размотавшимися повязками лужицу разлитого на столе пива. – Ты по самую свою хилую шейку угодила в какое-то редкостно вонючее дерьмо и примчалась, чтобы подкинуть и мне лопату-другую.

Шеведайя открыла было рот для язвительного ответа, но, оценив ситуацию, передумала.

– В общем, да. Хоральд захватил Каркольф. И хочет, чтобы я явилась к нему на Карпов остров. – Она не без труда выталкивала эти слова сквозь стиснутые зубы. – Мне бы очень пригодилась твоя помощь.

Джавра фыркнула, да так энергично, что на распухшую верхнюю губу вылетела сопля. Сама она этого, кажется, не заметила.

– Видите, парни? Отдаешь им все. – И она стукнула себя кулаком в грудь с такой силой, что там осталось розовое пятно. – Отдаешь им сердце, а они выплевывают его тебе в лицо!