Трут зажмурился и некоторое время просто дышал, наслаждаясь тем, что остался цел и невредим. Затем он подался к двери и кончиками пальцев почти полностью закрыл ее. Взял монету, оставленную южанином, взвесил на ладони. Серебряный кружок, ребро которого тускло поблескивало в полутьме, оказался увесистым. За него можно было купить сотню таких чашек молока. Тысячу. Эта монета окупала и тех кур, что отобрали солдаты, и, пожалуй, даже часть его загубленного урожая. Он медленно зажал монету в кулаке, еле-еле удерживая дрожь, а потом вытер глаза рукавом.

Потом он повернулся к детям, которые, не отрываясь, смотрели на него из полутьмы:

– А теперь давайте-ка убирайтесь в заднюю комнату, – мягко произнес он, – и не показывайтесь никому на глаза.

Когда он вновь выглянул за дверь, ему пришлось прищуриться от яркого света. Верзила-офицер Союза шел прочь, повесив голову и пытаясь вытереть лезвие меча слишком маленькой для этой цели тряпицей. А дальше уже начали копать могилы. И копали их в аккурат посередине поля Трута, вытаптывая остальной уцелевший к тому времени ячмень. Трут аккуратно положил топор на стол, покачал головой и сплюнул.

А потом встал в двери и смотрел, как Союз уничтожал его урожай.

Талин, осень 587 года

Шев оперлась локтями о парапет, так что плечи поднялись к ушам, а пальцы расслабленно болтались перед носом, и негромко присвистнула:

– Зевак-то собралось… С ума сойти.

Она странствовала ничуть не меньше любой другой женщины Земного круга. Столько может странствовать только такая женщина, у которой полжизни проходит в бегах. Но даже ей не сразу удалось вспомнить, где же она видела подобную толпу. Разве что в Адуе на представлении народу первородного сына и наследника короля Союза, хотя тогда она больше думала о своем пустом брюхе, нежели о забитых людьми улицах. Может быть, когда ее занесло в Дармиум, а там как раз казнили Кабриана, но насчет того раза трудно сказать что-нибудь наверняка, потому что тогда у нее слишком сильно все болело и она очень спешила. Определенно, в Великом Храме Шаффы, когда пророк Халюль самолично спустился с гор, чтобы обратиться с проповедью к паломникам, собравшимся по случаю Нового года, и даже Шев прониклась капелькой благочестия (пусть на считаные мгновения, но все же…).

Но в Стирии ничего подобного она еще не видела.

Здесь собрались все жители Талина и ближайших окрестностей, и толпа была настолько многолюдной и так тесно спрессованной, что казалось, будто она состояла не из отдельных людей, а представляла собой цельную бесформенную безмозглую опухоль. Лестница древнего Сената бурлила, и огромная площадь кипела, выплескиваясь в примыкающие улицы, в каждом окне торчали лица, на всех крышах расселись зрители. На Звенящий мост, и на Чаячий мост, и на мост Поцелуев, и на мост Шести Обещаний нельзя было втиснуть ни единого человека, разве что сбросить кого-то в воду. Парочка, кстати, уже свалилась. Но неудачники выбрались из воды чуть ниже по течению и, оставляя за собой лужи, пытались пробиться хоть куда-нибудь, чтобы все же посмотреть церемонию.

Как-никак подобную церемонию не каждый день увидишь.

– Будем надеяться, что все обойдется лучше, чем в прошлый раз, когда мы короновали короля Стирии, – сказала Шев.

Витари с бокалом вина в руке перегнулась через перила балкона.

– О, думаю, что нынче все пройдет вполне нормально.

– На помосте лежат трупы пяти самых могущественных вельмож на свете.

– Ничего лучшего и желать нельзя. Если, конечно, за твоей спиной стоит шестой. И Витари с усмешкой посмотрела на человека, которому служила – великую герцогиню Монцкарро Муркатто. Самая могущественная женщина мира застыла посреди находившегося внизу обширного помоста, неподвижная, как те статуи, которые быстро, как грибы росли по всей Стирии, пока два ее канцлера – Скавьер и Груло – соперничали между собой по части того, кто воздаст более звучную хвалу ее служению на благо нации.

Судя по всему, во время подготовки к этому радостному событию ее портные и оружейники трудились так же напряженно, как и ее солдаты и шпионы. Ее одеяние походило на платье королевы и на доспехи полководца, нагрудник кирасы ярко сверкал на солнце, позади тянулся длинный шлейф, расшитый золотыми змеями, а на боку висел меч. Она никогда и никуда не выходила без меча. Шев слышала разговоры, что она, дескать, даже спит с мечом. Другие уточняли, что меч заменяет ей любовника. Впрочем, в лицо ей такого никто не говорил.

Умные люди очень тщательно обдумывают, что стоит говорить в лицо Змее Талина, а от чего лучше воздержаться.

Шев вздохнула.

– Это штормовой прилив, который, невзирая на свою силу, ни одной лодки не сдвинет.

– Я всю жизнь только и знаю, что выгребать обломки, оставшиеся после чьих-то еще штормовых приливов, – отозвалась Витари. – Но я уверена, что эта коронация пройдет благополучно.

– Не сомневаюсь, что вы об этом позаботились. – Там, внизу, были солдаты в сияющих доспехах и с наградным оружием, но их было немного и стояли они только для вида. Наивный зритель мог бы подумать, что благодаря народной любви великой герцогине Монцкарро и ее сыну охрана не требуется.

Во всяком случае, в таких делах.

Сверху она хорошо видела агентов в толпе, в окнах с самым лучшим обзором, по углам и в других удобных точках. Остроглазый мальчишка, размахивающий флажком Талина. Женщина, торгующая выпечкой с несколько меньшим энтузиазмом, чем следовало бы ожидать. Мужчина в чересчур мешковатом пальто. Их отличало внимание, с которым они смотрели по сторонам. И настороженные позы.

Наверняка здесь присутствовали и другие агенты, которых не мог различить даже взгляд Шев, сделавшийся благодаря опасностям, сопровождавшим ее всю жизнь, острым, как игла.

Да. Шайло Витари склонна была полагаться на случайности едва ли не меньше всех из тех, с кем доводилось встречаться Шев.

– Вам следовало бы находиться там. – Она кивнула на три шеренги из солдат, моряков, банкиров, бюрократов, видных горожан и расплывающихся в улыбках аристократов, выстроившихся в тылу помоста и гревшихся в теплых лучах могущества великой герцогини. – Вы сделали для этого больше, чем кто-либо другой.

– Кого выделяют, тех и проклинают. – Витари глянула искоса на Шев, и это «искоса» было настолько косым, что более косым и представить нельзя. – Тем из нас, кто работает в тени, лучше там и оставаться. А на свет пусть лезут всякие пустобрехи – вот эти, например.

Скавьер и Груло наконец-то добрались до завершения своей поздравительной речи; оба в златотканых одеждах, обливались потом от своих ораторских усилий. По мнению Шев, это парное представление получилось очень скучным: многократно повторяемые в различном порядке заклинания, содержавшие в себе от силы четверть правды, о верности, справедливости, роли вождя и необходимости хранить единство. По собственному опыту она знала, что народ хранит единство, лишь покуда оно устраивает его, и ни мгновением дольше.