– Как можно выплюнуть сердце? – полюбопытствовала Шев, но Джавра совершенно не желала разъяснять свои метафоры.

– Но как только с ними что-нибудь случается, о да, стоит им вляпаться в какое-нибудь г…но, как они бегут к мамочке. – Она попыталась свести глаза, чтобы взглянуть на Шев. – Только вот мамочка, на хер, занята!

– Мамочке бы, на хер, постыдиться хоть немного.

– А вот это, на хер, мамочкино личное дело. Танни, прохиндей ты этакий, сдавай. – Капрал лишь движением брови показал, что слышит, и принялся тасовать колоду. – Я думала, что ты уже порвала со мною и нашла себе прекрасных новых друзей. Например, великую герцогиню, Змею Талина, Мясника Каприле. Я вроде слышала, что она мать короля.

– Благослови его вечное величество, – пробурчал Танни, раздавая карты всем четырем партнерам, как бодрствующим, так и нет.

– Я только дважды с нею встречалась, – ответила Шев. – Вряд ли она даже имя мое знает.

– Ну, уж ее всемогущая министерша слухов, Шайло Витари, небось знает. Неужто она не может высунуться на свет и вытащить твою любовницу из беды?

– Она уже едет на юга, в Сипани.

– А твой улыбчивый дружок, купец Маджуд? У него глубокие карманы.

– Беда в том, что для этого ему пришлось бы запустить в них руки.

– А как насчет северянина, с которым ты работала? Тот, что с глазом. Или… без. – Размахивая руками, Джавра случайно ткнула себе в лицо картами, ей пришлось прикрыть другой ладонью слезящийся глаз, но при этом она так же случайно хотя бы соплю с губы вытерла. – Дерганый?

– Трясучка? – Шев саму пробрала легкая дрожь при воспоминании об изуродованном шрамами лице, о том выражении, с которым он убил трех сипанийцев, гнавшихся за нею. Вернее, с пугающим отсутствием какого-либо выражения.

– Бывает и такая помощь, без которой лучше бы обойтись, – пробормотала она.

– В таком случае ты обойдешься и без моей. – Джавра трясущейся рукой подняла стакан и сосредоточилась, пытаясь донести его рта. Шев легким движением выбила стакан из ее руки, и он разбился в углу.

– Ты нужна мне трезвой.

Джавра громко фыркнула.

– Шеведайя, этому не бывать. Если бы все шло по-моему, такого никогда больше не случилось бы.

– Вот, – вмешался Танни, протягивая свой стакан, – держи…

Шев выбила стакан из его рук, и он разбился почти в том же месте, где и первый. Солдат нахмурился и впервые за все время вынул трубку изо рта.

– Проклятие! Да я тебя, девка…

Джавра сунула ему под нос кулак со смятыми в нем картами, ее красные глаза вспыхнули, она оскалила зубы и проговорила, брызгая слюной:

– Попробуй еще раз заговорить с моей подругой в таком тоне и будешь, засранец задроченный, свои зубы из моих кулаков выковыривать!

Танни скосил глаза на мощный, покрытый шрамами кулак, и одна из его бровей медленно, очень медленно, поползла вверх.

– Мадам, я солдат. Драки я люблю меньше всего на свете.

Форест прочистил горло, в котором гулко клокотала мокрота, и немного неуверенно поднялся на ноги.

– Дамы, со всем почтением вынужден предложить закончить вечеринку. У нас завтра ранний подъем. Знаете ли, возвращаемся в Срединные земли, потерпев поражение. – Он толкнул Йолка локтем, и тощий коротышка открыл глаза.

– Встаю! – выкрикнул он, глядя вокруг безумными глазами. – Встаю! – И он упал со стула на четвереньки и принялся блевать на пол.

Танни уже пересыпал свой выигрыш в потрепанную шапку. Форест подхватил Йолка за ремень и поволок по полу, а тот брыкался, безуспешно пытаясь встать.

– Был рад знакомству, – сказал Танни, начиная пятиться к двери через лужу рвоты, в которую чуть не упал, споткнувшись о храпевшего в ней. – Прям полны штаны радости.

– Встретимся на поле битвы! – выкрикнула Джавра.

Танни подмигнул и описал пальцем кольцо в воздухе.

– Лучше где-нибудь поблизости! – И он исчез в дымном мраке.

– Шеведайя, ты, как всегда, испортила мне все развлечение. – Джавра разжала пальцы. На пол выпали несколько смятых карт. Еще пара прилипла к ладони, и ей пришлось встряхнуть рукой, чтобы избавиться от них. – Полагаю, ты обалденно довольна собой.

– Ты, как всегда, сама испортила себе все развлечение, а мне, если тебе интересно, до довольства собой далеко, как до неба. – Она опустилась на стул Йолка. – Джавра, никто не станет мне помогать. Каркольф они не доверяют. И боятся, что Хоральд с ними расправится.

Джавра снова фыркнула и снова была вынуждена размазать вытекшую из разбитого носа соплю разбитыми костяшками пальцев.

– К Великому уравнителю у меня, как ты знаешь, отношение сложное, но если ты думаешь, что я доверяю этой склизкой змее хоть намного больше, чем чуме…

– Сомневаюсь, что когда-нибудь смогу воспринимать мир с ее точки зрения. А ты?

– Трудно иметь одну точку зрения с человеком, который на целый фут ниже тебя. Она выглядит как змея, движется, как змея, думает, как змея. Шеведайя, она замечает твое приближение – она всегда все замечает и думает: «А вот и обед». И несмотря на все лихо, которое тебе пришлось хлебнуть по ее милости, стоило ей разок повертеть перед тобой своей круглой попкой, как ты снова оказалась у нее ни крючке. Ведь, если память мне не изменяет, именно она потопила твой корабль.

– На этот раз все по-другому, – пробормотала Шев, не понимая, почему ей так больно: из-за того, что эти слова ошибочны, или из-за того, что все это правда.

– Ничего не бывает по-другому. Ничего и никогда. И неужели ты, такая умная женщина, этого не видишь?

– Да вижу я все, вижу! – сорвалась Шев и стукнула по столу так, что бутылки зазвенели. – Только мне больше ни до чего этого нет дела! Я должна повернуть все в свою пользу. Я должна… должна сделать хоть что-нибудь, пока не будет слишком поздно! – Ее глаза обжигали подступающие слезы, ее голос дошел до визга и срывался, но она не могла остановиться. – Джавра, я не в силах больше бегать! Набегалась. Я устала, и мне нужна твоя помощь. Помоги мне.

Несколько долгих мгновений Джавра смотрела на нее. Потом рывком поднялась на ноги, опрокинув стол. Все его содержимое, состоявшее из стаканов, бутылок, трубок, раскатилось, рассыпалось, разбилось на полу, покрытом толстым слоем грязи.

– Клянусь дыркой Богини, Шеведайя, ты же знаешь, что тебе достаточно попросить! – Она больно ткнула Шев негнущимся пальцем в левую грудь. – Мой меч – твой меч, так было и всегда будет. – Тут она удивленно сдвинула брови и принялась тревожно озираться по сторонам. – И где же мой меч?

Шев вздохнула и носком башмака вытолкнула меч из-под стула, с которого Джавра только что встала.

В этой самой тихой части порта было темно. Море хлюпало и чавкало по замшелым камням мола, перекошенным опорам причалов и осклизлым бортам пришвартованных кораблей. Отражения немногочисленных фонарей, факелов и свеч, которые все еще горели здесь, плясали и разбивались в неугомонной воде.