– А если он хотел, чтобы его поймали?

– Думаю, да, такое возможно. И все-таки здесь явно что-то не так.

– И какова ваша теория?

Кейт нервно смеется.

– У меня ее нет. У меня, скорее, антитеория.

Илона лишь улыбается, явно надеясь услышать больше.

Кейт меняет тему.

– Итак, как там Тилли? Я давно ее не видела.

– Она стала слегка домоседкой. – говорит Илона, опуская взгляд на листья чая в чашке. – Не любит выходить на улицу. Наверное, из-за погоды. Ну, вы понимаете, темные вечера.

– Когда это началось? – спрашивает Кейт. – То, что она не выходит?

– Господи, я не знаю. Наверно, несколько недель назад. После Нового года. Она просто… – Илона на миг задумывается. – Дома она кажется счастливее.

– Кажется?.. – начинает Кейт и умолкает, подбирая нужные слова. – Как вы думаете, может, это как-то связано с тем вечером? Когда она уходила от нас. Когда она сказала, что ее схватил какой-то мужчина.

Илона смотрит на Кейт.

– Знаете, эта мысль действительно приходила мне в голову.

– И?

Илона пожимает плечами.

– Она клянется, что ничего не было. Говорит, что она все выдумала.

– Но это же странно, не правда ли? Сам момент. А теперь выясняется, что все сексуальные нападения в этом году похожи на то, что она описала изначально.

– Правда?

– Да. Об этом писали в газетах. Шесть случаев, начиная с Нового года. Во всех случаях фигурировал молодой человек в черном. И во всех случаях он грубо лапал и щупал женщин.

Илона едва заметно поеживается.

– По-вашему, почему она отказалась от своих слов? Может, она боялась обращаться в полицию?

– Честно говоря, не знаю. Мы почти не говорили об этом. Я была так сердита на нее за то, что она тратит время других людей, сердита за то, что она солгала. Мне было стыдно за ее поведение, я ведь мать-одиночка, и все, что она делает, так или иначе отражается на мне, а она так высоко ценит Джорджию, вас и вашу семью.

– Правда?

– Да. О господи, да. Еще как! До Джорджии у нее никогда не было настоящей подруги. Она восхищается ею. И, я думаю, мы с ней обе были до известной степени потрясены тем, что произошло в тот вечер.

– О, прошу вас, не надо! Ей не нужно переживать о том, что мы думаем. Или что думает Джорджия. Моя дочь крепкая, как скала. Ее ничем не прошибешь. Она толстокожая. Скажите Тилли: что бы ни случилось тем вечером, было это на самом деле или нет, она может рассказать Джорджии. Та никогда ее не осудит. Никто в нашей семье не осудил бы ее. Я вам клянусь.

Илона улыбается и кладет ладонь на руку Кейт. У нее на узком запястье тяжелая золотая цепь, ногти окрашены в серо-коричневый цвет.

– Спасибо, Кейт, – говорит Илона. – Большое спасибо. Я поговорю с ней сегодня вечером и посмотрю, есть ли что-то такое, о чем она недоговаривает. С вашей стороны было очень любезно проявить такую заботу.

Кейт натянуто улыбается. Это не любезность. Это отчаяние и страх.

* * *

По дороге домой Кейт заходит в супермаркет, где покупает по списку Джорджии все необходимое для выпечки торта. На кассе она снова бросает взгляд через улицу на вход в метро, подсознательно выискивая в толпе своего мужа, как будто отголоски его появления там две недели назад могут звучать бесконечно.

Домой Кейт идет окольным путем, мимо пары мест, упомянутых в газетном репортаже, мимо агентства недвижимости, сразу за кинотеатром. Там вокруг черного хода натянута полицейская лента, у тротуара все еще припаркована полицейская машина. Отсюда Кейт идет к изгибу улицы, следующей от ее собственной, куда она иногда ходит, чтобы отправить письма. Кейт не знает, где именно произошло нападение, но тем не менее вздрагивает, глядя на укромные закоулки, где женщину можно легко облапать, и никто это не увидит.

После этого Кейт быстро идет домой. Ее нервы на пределе, дыхание чуть прерывистое. Она поворачивает за следующий угол на свою улицу и видит, что на стене перед ее домом кто-то сидит. Молодой человек, хорошо сложенный. На нем серая куртка, а под ней – ярко-зеленая толстовка. Подойдя ближе, она видит, что он смешанной расы, очень симпатичный. Видя, что Кейт свернула и идет в его сторону, парень спрыгивает со стены.

– Извините, вы здесь живете? – говорит он.

– Да, – отвечает Кейт. По идее, ей следует занервничать, особенно в свете того, что она только что делала, но она спокойна. – Я могу вам помочь?

– Я… наверное… пожалуй… Я не знаю. Моя племянница. Сафайр. Она была здесь. Я так думаю. Знаете, Сафайр Мэддокс? Она исчезла… Я… – Говоря, он теребит подбородок, как будто пытается подобрать нужные слова.

– Вы – дядя Сафайр? – спрашивает она.

– Да. Аарон Мэддокс. Вы миссис Форс?

– Да.

– Вы – жена Роана Форса?

Она кивает.

– Вы не будете против, если я задам вам несколько вопросов?

Она знает, что должна сказать «нет». Должна ответить, «я сказала все, что нужно, полиции», и отправить Аарона восвояси. Но в языке его тела есть нечто такое, что заставляет ее предположить, что он что-то носит в себе, причем не только боль и тоску по пропавшей племяннице.

– Какие вопросы? – уточняет Кейт.

– Я кое-что нашел, – отвечает он. – В ее комнате. И знаю, что должен отнести это в полицию. Но сначала я бы хотел поговорить с вами. Потому что… я не знаю. В этом нет никакого смысла. Могу я войти?

Она смотрит через улицу на дом Оуэна Пика. Там пусто и тихо. Она смотрит на окна своих соседей.

– Конечно, – говорит она. – Конечно. Заходите.

* * *

В ее кухне Аарон Мэддокс мгновение сидит в своей толстой серой куртке, но затем Кейт предлагает:

– Давайте я повешу вашу куртку.

– Спасибо, если вас не затруднит. – Под курткой у него толстовка с капюшоном, с логотипом «Marvel» и картинкой Человека-паука. Кейт это странным образом успокаивает.

– Вам принести что-нибудь из напитков? Чай? Или что-нибудь холодное?

– Воды, пожалуйста, если вас не затруднит. Спасибо.

Она наливает стакан воды и ставит перед Аароном. Он откашливается и неловко улыбается.

– Знаете, – начинает он, – я познакомился с вашим мужем незадолго до того, как Сафайр начала с ним сеансы, еще в 2014 году. Он хороший человек.

– Да, – соглашается она. – Он хороший. Он прекрасный клиницист.

– Я поверил в него. Знаете, маленькая девочка, которая сама себе причиняет вред, и ты понимаешь, что происходит что-то плохое, что-то, с чем страшно столкнуться. Но он вылечил ее. Она почувствовала себя уверенно. Перестала причинять себе вред.