Автоклав зашипел, из крошечного – не больше булавочной головки – отверстия в крышке выбилась струйка пара. Мистер К. на неверных ногах доковылял до автоклава и плюхнул на крышку груз, чтобы закрыть пару выход и удержать крышку на месте. Цифры на датчике автоклава резко подскочили. Бархатистые карие глаза мистера К. вновь пристально смотрели на Декстера, и он понял: пора выложить козырь.

– Если вы работаете на Дядю Сэма, босс, налоговики вас тронуть не смеют. Думаю, не посмеют и впредь.

Декстер почувствовал, что плотно закрытый автоклав позади его затылка заходил ходуном.

– Сколько ему еще стоять на огне? – ровным голосом спросил он.

– Сколько нужно… чтобы убить споры ботулизма, – ответил мистер К. – Прокипятить – мало. Содержимое банки должно… выдержать определенное давление.

Он по-прежнему стоял у плиты, придерживая автоклав расшитой цветами ухваткой – изделие его покойной жены.

– Да ты… патриот, – сказал он, ласково глядя на Декстера.

– Но это же правильный шаг, – сказал Декстер. – А мы не так уж часто можем этим похвастаться.

– Наши интересы и… Дяди Сэма… совпадают.

Декстер удивился: послушать мистера К., все проще простого. Может, он сам это еще раньше обдумывал, и примерно в том же плане? Автоклав, точно пойманная белка, заскакал по чугунной плите, грозя вырваться из-под дрожащих рук мистера К. Как бы котел не выплеснул ненароком кипящее содержимое мне на голову, подумал Декстер и встал из-за стола.

– Мы все хотим победить, – сквозь громыханье разгулявшегося автоклава проронил мистер К.

Декстер невольно улыбнулся. Мистер К. тоже осклабился. Что-то в его улыбке не так, чего-то не хватает… Первое, что приходит в голову, – зубов; но зубы у него есть, только мелкие-премелкие. В результате перед собеседником возникает темная асимметричная пустота, напоминающая глубокую рану. Улыбка сползла с лица Декстера.

– А ты… говорил об этом… с Дядей Сэмом? – спросил мистер К.

– Конечно, нет! – воскликнул Декстер. Он был рад, что за верезгом автоклава его удивленная мина не слишком бросалась в глаза. Неужели мистер К. решил, что Декстер настолько глуп – а может, вероломен или безумен, – чтобы пуститься в разговоры с федеральными чиновниками без его благословения?!

Мистер К. загасил огонь, и на смену дикому громыханью в кухне воцарилась тишина, такая глубокая, что хотелось хлопнуть себя по ушам.

– Одна беда, – пропыхтел мистер К. – Проложишь новый канал… вот, он уже существует. А что по нему… проходит или… в каком направлении… проследить трудно.

Декстер не отозвался. Куда, черт побери, он клонит?

– Похоже, это… ты проморгал.

Керриган. Когда-то мистер К. заверил Декстера, что его промашку ему простили, ан – вот и снова намек на нее. Стало быть, не простили.

Но вот уже мистер К. ласково тискает щеки Декстера загрубелыми, налитыми кровью ладонями.

– У нас много планов на будущее, – произнес он. – Много, очень много планов.

Декстер замер. Мистер К. просто так словами не бросается; повтор слов – это сигнал, что теперь действует закон противоположностей. Дважды повторенная фраза “много планов” означает: планов много, но этот не из их числа.

– Много планов, – опять повторил мистер К., растягивая слова и с нежностью глядя Декстеру в глаза.

Никаких планов.

Встречи с мистером К. всегда проходят в духе ненавязчивой деловитости; не прошло и минуты, как Декстер уже стоял на крыльце. Босс обнял его так же горячо, как при встрече, с ничуть не меньшей любовью, а может, даже с большей. Он благоволит к Декстеру, обожает его. Декстер это знает.

– Ох! Выскочило из… головы, – спохватился мистер К., хлопая себя ладонью по лбу. – Сколько… зрелых помидоров ты… ел на этой неделе?

– Они все безвкусные, – машинально ответил Декстер, пытаясь осмыслить все то, что произошло в кухоньке.

Оставив его на крыльце, мистер К. скрылся в доме. Тусклые лучи зимнего солнца поблескивали на кучах убранного с мостовой снега. Местной ребятни не видно; наверно, ушли играть подальше от мычащего и блеющего скота в хлеве мистера К.; вокруг ни звука, разве только доносящиеся из порта гудки. У обочины стоит подвода мистера К. Он по-прежнему возит на ней в свой магазин овощи, фрукты и прочую продукцию с фермы – уже редкость по тем временам. Исключение составляют только продавцы молока; однако им надо найти водителя, который согласится ехать к следующему дому, пока молочник относит бутылки предыдущему клиенту.

Наконец мистер К. вернулся и сунул Декстеру в руки небольшой коричневый бумажный пакет со спелыми помидорами и банку персикового джема в придачу; наклейки на банке нет. Похоже, это тот самый джем, который он много лет назад помогал боссу раскладывать по банкам, подумал Декстер. Господи боже, сколько может храниться джем без угрозы ботулизма?

– Спасибо, босс, – сказал он.

– Рад был повидаться с тобой, сынок, – прохрипел мистер К., привалившись к стойке двери: запыхался, пока ходил за гостинцами. Декстеру показалось, что босс заметно сдал со времени его последнего приезда. В тусклом зимнем свете он выглядел почти бледным.

– Ты приезжал бы… почаще. Приезжай… почаще. Не… забывай старика.

Это означало: в этот приезд он исчерпал отведенное ему мистером К. время на несколько месяцев вперед. Декстер взял фрукты и консервы, расцеловал босса в обе щеки и пошел к “кадиллаку”.

Он ехал, плохо понимая куда. Ему хотелось поразмыслить, но мешала необходимость двигаться, действовать, а как не действовать, если он за рулем? Мистер К. решительно отверг его идею; Декстер был ошарашен. Неужели он и вправду ее отверг? Верно ли он понял босса? А интервал в несколько месяцев (о том, чтобы без приглашения явиться к нему раньше, не может быть и речи!) – это что, полный отказ от дома? Да правильно ли мистер К. понял то, что предложил Декстер?

Вскоре он оказался на Кони-Айленде, там все было закрыто на зиму; на палатках, обычно торгующих моллюсками и бутербродами с горячей сосиской, здоровенные ставни. В детстве Декстер больше всего любил именно это время года: никаких туристов-однодневок. Только местные жители – и еще те, кто приехал из разных мест специально, чтобы поесть в отцовском ресторане.

Он поставил машину и поднялся на дощатый пляжный настил; на нем ни души. Ближе к воде шагал караул береговой охраны. Мутно-коричневые волны залива Лоэр-Бей, толкаясь, набегали на присыпанный снегом песок. Декстеру вспомнился отец – человек, обожавший стряпать и подавать на стол. Декстер глубоко почитал его примерно до смерти матери – ему как раз исполнилось четырнадцать лет. И тогда его пиетет как рукой сняло – возник другой, карикатурный образ подобострастного холуя. Отделаться от него Декстер так и не смог.

Он ни слова не сказал отцу о своем первом посещении желтого домика мистера К., но воспоминание это угнездилось где-то в самом нутре, точно змея, которая с наслаждением свивает и развивает свои кольца. Несколько месяцев спустя отец проведал о том визите и за ухо поволок Декстера в свою контору, хотя тот, в свои шестнадцать лет, был куда крупнее родителя. Он свирепо уставился на сына, ноздри его раздувались.