Краем глаза Ярослав заметил, что к ним бежит, размахивая рукой, Антон, и с досадой подумал, что к гибели Катерины добавится смерть ее племянника. Почему парень его ослушался?! Ярослав отвлекся всего на долю секунды, но и эта оплошность обернулась тем, что Бездушный с силой отшвырнул его. Путник упал на спину, ударился затылком о землю и на слишком долгие мгновения оказался обездвижен. Черное пятно разлилось по траве смертоносной лужей совсем близко от Катерины. А Антон, громко крича, налетел на Бездушного и занес над ним нож.

«Бесполезно», – отрешенно подумал Ярослав. Антон не успел опустить руку, как Бездушный обезоружил его и подкосил невидимым заклинанием. Парень рухнул на траву и оказался в плену огненного кольца.

– Яр! – закричал он. – Яр!

В огненных всполохах мелькнула и резко опустилась его рука. Антон явно пытался что-то сказать, но чтобы это не понял Бездушный.

Ярослав с трудом приподнялся на локте, тяжело перевалился набок. Еще усилие, и он встал, упираясь ладонями и коленями в землю, на четвереньки. А затем поднял голову и взглянул в горящие торжеством красные глаза своего заклятого врага. Скалит зубы в усмешке, поигрывает отнятым у Антона ножом, забавляется беспомощностью вновь поверженного Путника, но не догадывается, что игла с его смертью уже в беспощадных пальцах. Ярослав не знал, что случилось в лесу, но понял, что ему пытался сказать Антон.

Бездушный ухмыльнулся, чуть поманил Путника длинным пальцем.

Ярослав поставил одну ногу на носок, качнулся, пробуя готовность, как бегун на старте, вдохнул и на выдохе бросился к неосторожно выставившему нож Бездушному.

Он обнял в смертельном, а не братском объятии врага, и, приняв телом острое лезвие, торжествующе улыбнулся уже сам. Недоумение на обезображенном лице Бездушного сменилось жуткой гримасой испуга. В то же мгновение погасло пламя и освобожденный Антон бросился на помощь Катерине.

Боль разливалась от раны огненными кругами, но Ярослав, не отрывая взгляда от лица врага, с улыбкой наблюдал, как темнеют, словно остывающие угли, красные глаза Бездушного, как сереет его кожа. Враг высвободил одну руку, но она тут же превратилась в белесые хлопья. Следом за рукой на землю пеплом осыпался и сам Бездушный. Ярослав, потеряв опору, рухнул на колени, а потом мягко опустился щекой на траву. Темно-синее небо затянула молочная дымка, лицо склонившейся над ним Катерины расплывалось, будто он смотрел на нее сквозь толщу воды.

– Ярослав?.. – не столько услышал он, сколько прочитал по ее губам. Она что-то прошептала. А потом, наклонившись, коснулась губами его губ.

«Все хорошо. Так надо. Не плачь», – мысленно обратился он к ней, не в силах ответить на ее ласку.

Пробившийся сквозь тучи луч скользнул по прикрытым векам, коснулся прощальным поцелуем губ и рассыпался миллиардом звездочек, слишком ярких для солнечных. «Иди за светом», – ласково шепнула та, которая его простила. Но вместо ее синих глаз он видел янтарные той, чей голос становился все тише.

Яркие звездочки сложились в солнечную дорогу, конец которой терялся в золотистой дымке, и Ярослав, сделав шаг, оглянулся. «Все будет хорошо. Не горюй», – хотелось сказать ему Катерине. Но ее сердце, раненное бедой, останется глухим к его словам.

За дымкой скрывалось поле с налитыми колосьями. Ярослав поймал ладонью один и улыбнулся, ощутив знакомый укол. Это безграничное поле вело его туда, где больше не было войны, зарева пожарищ, горя и боли. Туда, где заканчивался его слишком долгий путь – домой.

Сожженная когда-то деревня теперь купалась в благополучии и счастье. Ярослав издали увидел свой дом. И когда на крыльцо высыпали младшие сестры, а за ними вышла мать, он не сдержался и, раскинув в стороны руки, побежал им навстречу.

* * *

– Катя? – глухо окликнул Антон и приобнял. С другой стороны в бок ткнулся лбом невесть откуда появившийся Вульф. Катя мотнула головой, глухая к словам.

– Катя, пойдем, – настойчиво повторил племянник. – Нужно идти. Нужно.

Она скользнула на прощание взглядом по красивому профилю Ярослава, пригладила его растрепанные темные волосы и поднялась на ватные ноги. Антон подхватил ее, стер засыхающую кровь с ранки над ключицей и медленно повел.

Она не помнила дороги. Но, кажется, они снова перешли через ручей. И только когда впереди показалась дорога, на которой их дожидались Соня с Глебом и Валей, Катя тихо шепнула Антону:

– Спасибо. Спасибо за то, что не оставил меня там одну.

Соня все поняла без слов и бросилась к ней. Катя обняла ее, девушка уткнулась лицом ей в плечо и затихла.

Месяц спустя

– Вера ведь все мне рассказала и перед смертью наказала беречь Сонечку. Может, Соня и считает меня строгой старомодной теткой, которая боится собственной тени. Мол, держу ее у своей юбки, никуда не отпускаю. Да я и сама понимаю, что такой молодой девушке у нас скучно. Ей бы в столицу, учиться, она ж такая способная! Не понимаю я, что ли? Да только боялись мы, что этот ирод отыщет ее там, одну.

Арина тяжело вздохнула, отвернулась, будто чтобы взять чайник, а сама украдкой смахнула слезу. Катя слушала, не перебивая. В чашке остывал чай, заваренный с мятой и чабрецом, вкусный, деревенский, но она, увлеченная рассказом, забыла про него. Арина машинально налила ей новую чашку и настойчиво пододвинула, а следом – вазочку с вишневым вареньем.

– У нас ведь, как знаешь, случилось тогда несчастье. После похорон мы с Верой приехали сюда. Я осталась с ней на неделю. Тяжелый это был период, что говорить. На седьмой день Вера вдруг засобиралась в лес. То ли за травами, то ли за душевным покоем. Говорила, что там всегда ей хорошо. Я не пошла с ней: голова болела. Помню, как сейчас, легла вздремнуть, а проснулась от стука двери и голосов – Вериного и детского. Я аж подскочила, думала, снится, что ли? Выскочила, а Вера девочку за руку держит. Чумазую, расцарапанную, в какой-то бедной одежке, да и той разорванной. Откуда дите? В лесу нашла, мол. Так сказала Вера, а глаза отвела. Ну, девочку мы отмыли, накормили, уложили спать, а сами сели ночью вот за этот стол – решать, что делать. Тогда Вера и рассказала, что нашла ребенка возле ручья. Стала звать родителей, может, рядом где? Девочка была напуганной, расплакалась. Ну, Вера ее на руки и взяла. Решила вынести ребенка из леса, а там уж думать, как искать родных. Но когда уходила, увидела, что за ручьем стоит девушка… Красавица такая, а возле ее ног волк лежит. Девушка стоит и смотрит на девочку с такой любовью и болью, что у Веры все внутри оборвалось. Поняла, что это и есть мать. Материнский взгляд ни с каким другим не спутаешь. Только вот девушка та уже была мертвая.

– Мертвая? – переспросила Катя.

– Ну, призрак. Не из плоти и крови, как говорится, а полупрозрачная. Вера ж, как знаешь, не обычная была, а с особыми умениями. Про нее даже в журнале писали. Люди к ней ехали со всех концов страны. Так вот, Вера хоть и была больше по лечению, но умела отличать мертвых от живых по фотографиям, сны разгадывала и знала всякие заговоры. Откуда у нее это было? В детстве своей бабушке помогала. Она не местная, хоть себя такой и считала, приехала откуда-то с Севера еще совсем девчонкой. Так вот, о Сонечке… Поняли мы, что родителей ее не найдем. Хоть для проформы и поискали, но так, осторожно, лишнего шума не поднимая. Вера одновременно затеяла дело, которое меня изначально напугало. Мы с ней даже чуть не поссорились. Задумала она эту девочку оформить как свою внучку. Вера однажды помогла одному крупному столичному чиновнику. К нему и обратилась. А он не отказал. Так и оформили Сонечку. Имя девочке дала Вера, потому что оно нравилось ее дочери. А сама девочка свое не называла, да и вообще молчала, долго молчала. Может, так напугана чем-то была, хоть по возрасту, конечно, говорить уже могла бы. Потом от ласки и заботы Веры она оттаяла.