Тягучий вздох — мой или Саллера, уже неважно, — и поцелуй. Нежный. Страстный…

А потом не осталось ничего. Кроме мощного тела, что вжималось в меня. Горячих сильных рук, что поддерживали, не давая упасть, утонуть в безумном водовороте. Дыхания, что сплеталось с дыханием, стука сердца — одного на двоих, общего стона и губ — настойчивых, требовательных. В целом свете не существовало ничего, кроме этих губ.

Сознание туманилось. В голове вяло всплывали обрывки каких-то воспоминаний. Об опасности, о данном обещании, о Петьке…

Петька…

Мысль о брате отрезвила. Я дернулась, и Саллер тут же разорвал поцелуй. На миг прижал меня к себе, дыша рвано и тяжело, почти болезненно.

— За это я тоже никогда не попрошу прощения. Даже не надейся, — шепнул хрипло.

Отпустил, освобождая из своих объятий, и вышел.

* * *

После отъезда мэссера время будто застыло, затормозив свой привычный бег. Окружающий мир погрузился в спячку, отгородился стеклянной стеной. Или это я от него закрылась?

Ни тревога в глазах брата, ни косые взгляды подозрительно молчаливой Дальмиры, ни бессмысленная трескотня набивающейся в подруги Истель — ничто не могло вывести меня из странного неестественного оцепенения. Даже болтовня внезапно активизировавшейся Аниаш, озабоченной здоровьем своего обожаемого Пипи. Невидимая нить, что соединила нас с герцогом во время последней встречи, не оборвалась с расставанием, а только окрепла и теперь натянулась внутри, оплетя сердце и дрожа от нетерпения в ожидании нового свидания.

Так прошли сутки, а утром второго дня на выходе из спальни брат внезапно заступил мне дорогу.

— Марусь, подожди, — перехватил он мою руку, — давай подумаем, как нам попасть в Запретные Земли.

— Зачем торопиться? — отозвалась рассеянно. — Саллер тоже туда собирается, он обещал, что после возвращения…

— Мы не станем его дожидаться, — твердо прервал Петька.

— Но…

— Считай, что я не прав, — в голосе брата появились стальные нотки, — но у меня нет причин доверять нашему «гостеприимному» хозяину. Да, тебе он, скорее всего, не откажется помочь, даже если узнает, что ты не Мэарин Ольес, а неведомая иномирянка в теле бесценной хэленни. А вот ко мне вряд ли отнесется столь же благосклонно. Это кузена он бережет, защищает не только от дядюшки, но и от себя самого. А от чужака, даже если он твой брат, поспешит избавиться. Нет человека — нет проблемы, и с его величеством ссориться не нужно. Так что в Хауддан я предпочитаю пробираться без Рэма. Понимаешь?

Конечно, я понимала. Но мысль о том, что придется уехать из Эрменлейва, навсегда расстаться с герцогом, причинила почти физическую боль. Удивительно, как могут сблизить людей одна поездка и два поцелуя.

— Маш… — Петька осторожно придержал меня за плечи, внимательно всмотрелся в лицо, словно пытался обнаружить там что-то очень важное. — Влюбилась, — обреченно выдохнул он наконец.

Прозвучало это не как вопрос, а как утверждение.

Я уже открыла рот, чтобы с жаром возразить, а он вдруг погладил меня по щеке и мягко спросил:

— Все настолько серьезно?

И я сдулась.

— Не знаю, — шепнула, отводя взгляд. — Меня тянет к нему с первого дня нашей встречи, да что там дня — с первой минуты, секунды. Даже когда он сыпал гадостями и обвинял неизвестно в чем, тянуло. А уж теперь тем более… Привязываюсь, наверное. Вот сейчас он уехал, а я только о нем и думаю. Бесконечно перебираю в уме его слова. Вспоминаю лицо, руки, губы… наш поцелуй.

Сказала и испуганно замерла, ожидая реакции брата на неожиданно вырвавшееся признание. Но он только вздохнул.

— Петь, — я вскинула голову, — это наваждение, колдовство, приворот… Называй, как угодно, но точно какая-то хрень магическая. Мне же никогда властные засранцы не нравились, да и герцог не испытывал особых эмоций к своей невесте. А теперь…

— А что теперь?..

— Любая женщина так или иначе ощущает желание мужчины. Вряд ли чувства Саллера глубоки и серьезны, но страсть… страсти с избытком. Похоже, нас приворожили друг к другу.

— Ты уверена, что он хочет именно тебя, а не хэленни? — высказали мне мои же собственные сомнения.

— Наверное, нас обеих. — Пожала плечами и, помолчав, добавила с горечью: — И ему это очень не нравится. Надеюсь, в Запретных Землях снимут проклятую привязку.

Петька притянул меня к себе, обнял, ласково перебирая волосы.

Так мы и стояли некоторое время…

— Машунь, — в интонации брата появилось столько решимости, что я невольно напряглась, — я уйду один.

— Что? — Ошеломленно уставилась на него. — Что ты еще выдумал?

— Так лучше. — Он упрямо стиснул зубы. — Если мне повезет во всем разобраться, найти местного «великого комбинатора» и портал на Землю, — отлично. Вернусь и заберу тебя. Если нет… — он запнулся, — уеду в другую страну или осяду в Хауддане. Может, хоть брак расторгнуть удастся. Тогда все решат, что я погиб, и ты выйдешь замуж за герцога. Если и это не получится… Что ж… причислят к пропавшим без вести. Ты в любом случае с Саллером останешься. Он о тебе уж точно позаботится, не бросит в беде ни мою жену, ни вдову.

— Петька! Ты что? Ты что?! — Я схватила его за рубашку, затрясла возмущенно. — А если погибнешь? Значит, я буду здесь наслаждаться семейным счастьем, а ты там умирать? Как ты смеешь хоть на секунду предположить такое? — Меня буквально колотило от негодования. — Даже мечтать не смей! Мы вместе найдем выход или пропадем, но тоже вместе. Помнишь нашу детскую клятву?

— Вдвоем всем назло? — Братец слабо улыбнулся.

— Именно. И не вздумай улизнуть без меня, — предупредила угрожающе. — Побегу… поползу следом и не успокоюсь, пока не найду, ты меня знаешь.

— Знаю…

— Жрецы велели нам вместе держаться. И вообще ожерелье именно мне дали, одному тебе даже через границу Хауддана не перебраться. Так что не глупи. Ты сейчас к Дильфору? Вот и иди, проверяйся, пей свои микстуры, здоровье тебе еще понадобится. Если считаешь, что нужно уходить до появления Саллера, значит, так тому и быть. Вернешься — обсудим, я тебя здесь подожду.

Петька ушел, а я засела за карты местности. Но если день с самого утра не задался, то, как водится, и дальше на хорошее надеяться не стоит. Минут через десять бесшумно скользнувшая в дверь Дора почтительно доложила, что меня хочет видеть ее сиятельство графиня Аниаш Ольес.

Активизировавшаяся после нашего приезда из обители матушка Пипи весь вчерашний день многозначительно на меня поглядывала и делала какие-то странные двусмысленные намеки. Беседовать с ней ужасно не хотелось, но отказаться принять мать мужа — верх неприличия, и я, затолкав досаду поглубже, велела камеристке впустить гостью.

— Мири, — разулыбалась с порога свекровь, — сегодня дивное утро, не правда ли?