— Предложила дать денег, экипаж и хорошего пинка до ближайшей границы.

— Пинок обязателен?

— Боюсь, это единственное, что герцогине действительно для меня не жалко, — усмехнулась я, — но она вынуждена дополнить его деньгами, каретой и даже сопровождением. Чтоб уж наверняка. Недалеко от границы с Онижем в уединенном поместье ждет отряд, который доставит нас в соседнее государство.

— И как мы доберемся до этого самого поместья?

— Миледи оказалась столь добра, что расщедрилась даже на такую редкость, как артефакт перехода. — Петька удивленно присвистнул. — И взламывать защиту имения не придется. Дальмира как ближайшая родственница в состоянии настроить портал таким образом, что мы уйдем прямо отсюда, из парка, не потревожив охранный периметр. Потребуется лишь несколько капель ее крови, отданных добровольно, и прямой приказ духу-хранителю Эрменлейва. Да, и такое чудо здесь имеется.

— Хорошо, перенесемся мы в ее поместье, и что? — Братец не скрывал своего скепсиса. — Саллер нас там и накроет.

— Дом не имеет к ее светлости никакого отношения. Он арендован недавно и через подставных лиц.

— Надо же, а тетенька-то не поскупилась. Дорогой артефакт, специально подготовленное жилье, сопровождение… Из Эрменлейва она не уезжала, когда же успела подсуетиться? Заранее подготовилась? Не доверяю я ей, Машунь.

— Я тоже, — кивнула, соглашаясь. — Так несостоявшейся свекрови и сказала. Тут-то и выяснилось, что поместье, индивидуальный портал и все остальное — не ее идея. Вообще план по большей части принадлежит другому.

— Кому?

— Вот это самое любопытное. — Я протянула Петьке листок, который все это время держала в руке. — Читай.

— Дочь… — начал он вслух и тут же недоуменно вскинул голову.

— Читай-читай, — поторопила я.

— «Дочь, я рад, что все обошлось и ты здорова. Не стану писать о том, как огорчил меня твой поступок, уверен, ты и сама это понимаешь. И ругать тебя за непослушание и не подобающее положению и воспитанию поведение сейчас не буду. Что сделано, то сделано. Надо думать, как все уладить так, чтобы не вышло еще хуже. Ее светлость сообщила мне, что происходит в имении герцога. Мне никогда не нравился граф Ольес, я не одобрял и не одобряю твой выбор. И благословения от меня не жди. Если бы Саллер убил твоего никчемного муженька и все-таки женился на тебе, я только приветствовал бы этот поступок и ни в чем Роэму не препятствовал. Но герцог никогда не поднимет руку на брата, поэтому его внезапно вспыхнувший интерес меня категорически не устраивает. Видеть тебя любовницей мне хочется еще меньше, чем супругой недотепы Ольеса. Вам нужно немедленно уезжать из Эрменлейва. Я снял поместье и привязал к нему одноразовый портал, который тебе передаст ее светлость. Даже она не знает, где находится выбранный мной дом. Так надежнее. Там вас ожидает отряд и мой доверенный человек. Это виконт Лейфри, секретарь по особым поручениям».

Мэарин, а вместе с ней и я, не помнила никакого Лейфри. В памяти не осталось ни имени, ни лица. Впрочем, это неудивительно — девушку никогда не интересовали подчиненные родителя.

— «Он проводит вас до границы, — продолжал Петька. — В Новуте, столице Онижа, на твое имя куплен дом, и открыт счет в местном банке. Распорядись золотом разумно, это мой прощальный подарок. Не о таком свадебном путешествии для дочери я мечтал, но какая свадьба — такое и путешествие. Я неплохо знаю герцога. Что бы ни произошло между вами в Эрменлейве, он не станет открыто преследовать замужнюю женщину, тем более на территории другого государства. Какие бы чувства он ни испытывал, ему придется смириться. Да хранит тебя Танбор, дитя. Твой отец, Гольвен Астон».

Брат закончил читать, и некоторое время мы просто молчали. Молчали и смотрели друг на друга.

— Маркиз не знает, кто ты, — наконец прокомментировал Петька. — Саллер не бросился бы в погоню за чужой женой, это верно, но хэленни он точно не оставит в покое. Хотя ловить нас в другой стране, да еще у всех на виду, однозначно труднее. В столице, разумеется, оставаться нельзя, но дом можно продать и уехать в какую-нибудь Птархову глухомань. И до Хауддана из Онижа не так уж сложно добраться. Остается несколько важных вопросов. Прежде всего — это писал маркиз?

Еще раз вгляделась в письмо, вспоминая, листая перед мысленным взором все записки — короткие и длинные, что королевский казначей когда-либо посылал дочери.

— Я уже думала об этом. Почерк его… — я запнулась, — или очень похожий.

— Тогда последнее… Доверяем мы Астону или нет?..

Представительный, чуть полноватый мужчина в темном камзоле с серебряной эмблемой у воротника — знаком занимаемой должности. Зачесанные назад волосы, седые на висках, строгое лицо, острый цепкий взгляд, который всегда теплел, когда Гольвен смотрел на свою девочку, свою маленькую Мири…

— Маркиз жесткий, даже жестокий человек, — отозвалась тихо, — но он, безусловно, любит дочь и никогда не подставил бы ее под удар. А вот тебе, то есть Трэю, точно постарался бы напакостить.

— Это мы еще посмотрим, — отмахнулся Петька. — Я все-таки не такой растяпа, как Ольес. При любом раскладе, возможность упускать нельзя. Лучшего случая уже не представится.

Сомнения… Они не покидали меня весь оставшийся день.

И когда Петька отослал меня в дом, а сам немедленно отправился к тетушке — уточнять детали. И когда, вернувшись с переговоров, он под каким-то предлогом выпроводил слуг, чтобы начать собираться. Взять собой много мы не могли, но самые необходимые вещи, карты Онижа и Намарры упаковали в найденную в гардеробной небольшую дорожную сумку.

Петька с Дальмирой договорились, что уходить нам лучше ночью, когда все в имении лягут спать, — меньше риска с кем-то столкнуться. До вечера оставалось еще достаточно времени, и чем занять себя, я совершенно не представляла.

Петька же развил бурную деятельность. Вновь и вновь просматривал карты, измерял расстояние от столицы Онижа до Хауддана, планировал, чем мы займемся и как заживем, если не удастся вернуться на Землю. Шутил, тормошил меня и постоянно о чем-то спрашивал, явно ожидая согласия и немедленного одобрения. Давно я брата таким не видела.

Глядя на него — разгоряченного, почти пьяного от возбуждения, окончательно осознала, насколько его тяготит зависимость от Саллера, то, что он лишен права определять собственную жизнь, а вынужден плыть по течению. Словно с него сползла чужая навязанная личина, и из-под нее показалось истинное лицо моего любимого родственника. Он всегда был авантюристом и обожал рисковать.

— Это будоражит кровь, расцвечивает все яркими красками, — смеялся он в ответ на справедливые, между прочим, упреки.

В этом Трэй с братцем разительно отличались.

Ольеса устраивала роль маменькиного сына, тщательно опекаемого и во всем послушного старшему кузену. А мы давно жили самостоятельно и привыкли сами выбирать, что делать. Только вот последствия Петькиных опрометчивых решений порой приходилось расхлебывать именно мне. Ладно дома, на Земле. Там это не грозило ничем, кроме мелких или крупных неприятностей. На Риосе же любой неверно просчитанный шаг мог стать смертельным.