Лиз принялась один за другим снимать костюмы с распорок иаккуратно укладывать их на расстеленную по полу оберточную бумагу, котораянашлась на одной из полок. Она уже решила, что передаст их благотвори-.тельному магазину «Армии спасения». Сначала, правда, Лиз подумала, а не отдатьли их Питеру, но он был слишком высок ростом и слишком молод для стольсолидных, типично «адвокатских» костюмов. Нет, избавиться от них ей было былегче, чем видеть на ком-то другом — пусть даже на собственном сыне.

Ей потребовалось два часа, чтобы освободить ящики комода иснять все, что висело в кладовой. Лиз уже заканчивала, когда к ней в спальнюзачем-то зашла Меган.

В первую секунду с губ Меган сорвался гневный возглас, нотут же она расплакалась, громко всхлипывая.

На мгновение Лиз показалось, что своим поступком она убилаДжека во второй раз. Меган горько рыдала, глядя на аккуратные стопки одежды ибелья на полу, а Лиз растерянно смотрела на нее и не знала, что ей делать, чтосказать. Она сама едва не заплакала, но, взяв себя в руки, подумала, что Джекане вернешь, сколько ни храни это старое барахло. Уж лучше отдать его вещикому-то, кто в них нуждается. Но стоило ей увидеть заплаканное лицо дочери, иЛиз снова заколебалась.

Неужели она приняла не правильное решение?

Но Меган плакала вовсе не об отце.

— Зачем ты это делаешь? — требовательно спросилаона в перерыве между рыданиями. — Это из-за него, да?..

Она имела в виду Дика, и Лиз отрицательно покачала головой.

— Нет, Мег, Дик тут ни при чем. Просто я должна этосделать. Уже пора. Мне слишком больно видеть эти вещи здесь. — Онапопыталась обнять дочь, но Меган вырвалась и убежала к себе. Лиз слышала, какхлопнула дверь ее комнаты, и, тяжело вздохнув, последовала за дочерью. Ейхотелось как-то утешить ее, но Меган заперлась и не открывала. Лиз вернулась ксебе в спальню, чтобы разложить одежду Джека по коробкам. Дверь она оставилаоткрытой, и проходивший по коридору Питер сразу увидел, что она делает.Остановившись на пороге, он печально улыбнулся и предложил Лиз помочь.

— Хочешь, я это сделаю? — спросил он.

— Я должна сама, — ответила Лиз грустно. Если несчитать многочисленных фотографий и кое-каких принадлежавших Джеку мелочей, этаодежда была едва ли не последним напоминанием о том, что он когда-то жил в этомдоме. Лиз было нелегко расставаться со всем этим, что бы она ни говорила. Нокогда она подумала, что у нее остаются их с Джеком дети, ей сразу стало намноголегче.

Питер помог ей упаковать в ящики последние костюмы, послечего они вместе стали сносить их в гараж и грузить в фургон. Когда онивозвращались, остальные дети, словно почувствовав наступление некоегокритического, переломного момента, один за другим выбрались из своих комнат исобрались в гостиной.

Они ни во что не играли, не смотрели телевизор — они простостояли и смотрели на Лиз. В глазах их ясно читалось острое чувство потери.

Последней в гостиную спустилась Мег. Ее лицо все еще хранилоследы недавних слез, но зеленые глаза слегка поблескивали, словно она что-тодля себя решила. Посмотрев на сестер и младшего брата, Меган чуть заметнокивнула и, не говоря ни слова, каждый из них схватил что-то — коробку, мешок,убранное в чехол пальто — и тоже понес в гараж.

Для всех это было последним прощанием с отцом.

У Лиз на глаза навернулись слезы, когда она подумала, чегостоило детям отбросить свои личные, эгоистические мотивы и поддержать ееподобным образом. Пока последняя коробка с ботинками не оказалась в гараже,никто из детей не произнес ни слова. Лиз была вдвойне благодарна им за это.Лишь в самом конце Меган подошла к ней и шепнула тихо:

— Прости меня, мама.

Лиз повернулась к дочери и крепко обняла.

— Я люблю тебя, Мег, — сказала она, не сдерживаяслез. Рэчел, Энни и Джеми тоже плакали; даже Питер как-то странно зашмыгалносом, и Лиз поняла, что ее семья снова едина.

Одежду нужно было везти в местный благотворительный магазин,и Питер вызвался сделать это за нее.

— Не беспокойся, милый, я справлюсь, — успокоилаего Лиз. Питер все еще носил шейный корсет, правда меньшего размера, и водитьмашину ему все еще было достаточно трудно, хотя он уже несколько раз выезжал вшколу и за продуктами. Лиз просто хотела уберечь Питера от лишнего напряжения.Но сама она чувствовала себя слишком расстроенной, чтобы садиться за руль. Вконце концов Питер все же настоял, что они отвезут вещи вместе.

Они вернулись меньше чем через сорок пять минут.

Лиз эта поездка далась нелегко; она выглядела измученной иопустошенной, но держалась. Уже после обеда, когда она случайно заглянула вкладовую и увидела пустые вешалки, сердце ее отозвалось сильной, но короткойвспышкой боли, которая тут же прошла, зато после нее Лиз почувствовала себясильнее. Ей понадобилось много времени, чтобы решиться избавиться от вещейДжека, но срок не имел особого значения. Главное, она сделала это именно тогда,когда была внутренне к этому готова, и теперь у нее не осталось никакихсомнений в правильности своего поступка. Лиз была даже рада, что не поспешила ине последовала советам друзей. Она сама приняла решение, сама его осуществила,и это дало ей такую внутреннюю свободу, о какой еще недавно она не осмеливаласьи мечтать.

Лиз еще долго сидела в своей комнате, глядя в окно ивспоминая Джека. Она больше не плакала, но, когда ближе к вечеру ей позвонилДик, он сразу понял по ее голосу, что что-то случилось.

— С тобой все в порядке? — спросил он сбеспокойством.

— Более или менее, — честно ответила Лиз ирассказала ему, что она сделала и как трудно ей было. Ее рассказ заставил Дикастрадать — за последние два месяца он стал глубоко переживать все, чтопроисходило в ее жизни.

— Мне очень жаль, Лиз, — сказал он негромко, когдаона закончила. Дик понимал, что этот ее поступок является глубоко символичным иважным; он означал как минимум то, что прошлое начинает понемногу отпускатьЛиз. Или она сама начинает освобождаться от него, навсегда прощаясь со своимдавно погибшим мужем, окончательно осознавая его уход.

Разумеется, Дик знал, что Лиз вряд ли когда-нибудь сумеетзабыть Джека, но это было и не нужно. «Главное, — думал он, — онаперестанет ежеминутно ждать его возвращения, перестанет вздрагивать, когда ейпослышится его смех или голос, перестанет думать о нем как о живом».

— Могу я чем-нибудь помочь? — спросил он, неособенно рассчитывая на положительный ответ. Как Дик и ожидал, Лиз сказала«нет». Это было ее личное дело, ее персональная мука, с которой она должна быласправиться сама.

— Вообще-то я хотел тебя куда-нибудь пригласить, —добавил Дик. — Но, наверное, сейчас это не самая лучшая идея.

— Да, не самая… Извини, Дик, — ответила Лиз, и онпообещал, что перезвонит завтра утром. Но он, конечно, не вытерпел и позвонилпоздно вечером, чтобы узнать, как она себя чувствует. Голос Лиз звучал ещедостаточно печально, но сама она была спокойнее — особенно после того, какпровела весь вечер с детьми.