И она в буквальном смысле плюнула под ноги Теркелю. Теперь Тэллоу понимал, почему первый зам всегда передвигается под серьезной охраной.

— Так что давай кончай херней заниматься, — сказала она Теркелю. — Будь полицейским, уродец.

Она развернулась на каблуках и так же бодро потопала к выходу мимо Тэллоу. Проходя мимо, она спросила:

— Ты Джон Тэллоу?

— Да, мэм.

— Ты говнюк, понял? — сказала она, чеканя шаг к лифтам.

— Да, мэм.

Тэллоу не сводил с Теркеля глаз до тех пор, пока за первым замом не закрылись двери лифта. Потом отсчитал еще минуту — Теркель тем временем утирался и пытался собратся с мыслями после взбучки. Потом Тэллоу сам пошел к лифту.

Пока Тэллоу ждал, начальник округа хранил молчание. Через две минуты лифт приехал, и двери с лязгом разошлись в стороны.

Тэллоу шагнул в лифт. Теркель, не глядя в его сторону, медленно и очень отчетливо проговорил:

— Помни. Я мог все это предотвратить. — В голосе его звенело битое стекло. — Помни об этом, когда вернешься домой сегодня вечером. Я мог предотвратить то, что случится. Но теперь — не стану.

Двери с грохотом и металлической дрожью съехались, и на мгновение электронику лифта перемкнуло. На несколько секунд в кабине воцарилась совершенная, полная, чернота.

Тэллоу в течение пятнадцати минут запугивал уборщика, чтобы тот согласился убрать наблеванное. Тот наконец снизошел к его просьбе, но Тэллоу пришлось дать ему взятку в десять долларов.

— Поверить не могу! Мне приходится идти на подкуп, чтобы ты выполнил свою работу! — воскликнул Тэллоу.

— И тем не менее вот он ты, стоишь передо мной и платишь за работу, за которую мне уже заплатили, — заявил уборщик, выхватывая банкноту у него из пальцев. — Мир коммерции — место тайны, и ужас гнездится в нем, и не таким, как мы, счесть его число, хоть оно и число человеческое.

— Да я мог тебе просто приказать! — рассердился Тэллоу.

— Может быть, — улыбнулся уборщик, пихая в карман десятку. — Уверен, наверняка ты сумел бы отдать такой приказ, и в результате десятка была бы все еще у тебя в кармане. Но мы никогда об этом не узнаем, правда?

Тэллоу вспомнил слова Теркеля и глубоко задумался.

— Вот же ж засранец, — сказал он и пошел к себе в офис.

Зазвонил мобильный. Это была лейтенант.

— Приведение приговора в действие отсрочено, — сообщил Тэллоу.

— В смысле?

— Приказ начальника округа отозвали. Но это значит, что завтра он спустит еще один приказ, иначе сформулированный, возможно, по другому каналу. И нам крышка. Возможно, он уже сейчас придумывает, как бы половчее это провернуть.

— Тэллоу, какого черта там у вас творится?

— Богом клянусь, только что на моих глазах первый заместитель комиссара отмудохала начальника округа Теркеля.

Лейтенант расхохоталась — и в смехе ее звучало радостное изумление:

— Ох ты господи! А на ней были эти чудовищные туристские ботинки?

— Ага. И она топала в них, как будто муравьев давила.

— Она такая классная, — сказала лейтенант. — Я очень хочу, чтобы она стала комиссаром.

— Теркель знаком с Мейченом, — сказал Тэллоу. — С тем самым Мейченом, чья компания покупает здание на Перл-стрит. С тем самым Мейченом, который так дружен со стариной Вестовером, что свел Вестовера с его будущей женой. Тем самым Мейченом, который пытался переманить из другой компании корейского гениального математика — но не смог, и вскоре после этого гениального корейца застрелили. Из пистолета корейского производства.

— Господи Иисусе, Джон, — проговорила лейтенант. — Мне нужны доказательства! Улики! А не очередные гипотетические предположения!

— Вы полагаете, я ошибаюсь?

Она сделала глубокий вдох.

— Думаю, во всем этом есть доля правды. Но твоя версия разрастается на глазах, в нее вовлекается все больше людей, причем с бешеной скоростью, плюс все это выглядит хаотично и безумно, потому что ты во всем находишь совершенно неочевидные взаимосвязи. Мне нужно что-то, что можно узреть невооруженным глазом. Потому что если ты прав, Джон, то начальник округа действительно отыщет способ положить дело под сукно. И это случится, потому что ты позволишь ему это сделать. Если ты не предоставишь нам никакой конкретики, он вцепится в первую попавшуюся деталь, с которой можно разобраться…

— Ч-черт, — пробормотал Тэллоу. — А ведь первый зам подала ему эту деталь на блюдечке с голубой каемочкой. Она, когда на него орала, припомнила «Бульдог».44…

— Конкретика, Джон. И как можно быстрее. Потому что капитан уже собирает в коробку свои вещи со стола. Ему конец, и он просто ждет официального подтверждения. Он прикрыл нас от одной пули. Не позволь Теркелю выстрелить снова. Потому что я тебя грудью прикрывать не стану.

— Я понял. Но вы осознаете, насколько это серьезно, лейтенант? Какие люди тут замешаны? И как все связано одно с другим?

— Не смей разговаривать со мной в таком тоне, Джон. А то я сделаю вывод, что ты рехнулся и тебе пора в увольнительную.

— Хорошо, хорошо. Я вам завтра все расскажу, — сказал Тэллоу и отбил звонок.

А ведь это ложь. Никакого завтра может и не быть. Он кожей чувствовал, что над ним сгущаются тучи и что все, чему надлежит произойти, произойдет этой ночью. Не выпуская из руки телефон, Тэллоу провел быструю ревизию своего состояния. Бояться он боялся, но без паники. В груди поселилась пустота, мысли неслись как бешеные. Однако он оставался в здравом уме, и руки не дрожали. Что ж, это полезный страх.

И тут его, как янтарная смола муху, поглотило воспоминание. Ему было пять или шесть лет, и он возвращался домой из школы. Мать ждала его на другой стороне улицы. Он ее видел. Т-образный перекресток, и он собирался перейти верхнюю полоску этой «Т». Дело было весной, вечера становились все длиннее, и они несли обещание долгих часов, исполненных радости и счастья, когда не надо рано ложиться спать, все залито теплым золотым светом и можно подольше посидеть с родителями. Обещания чаще всего не сбывались, но весной даже такие надежды грели сердце. Мать посмотрела, нет ли машин. И подняла руки: мол, иди ко мне. Можно переходить. Этим утром она сказала, что идет в магазин и на ужин его ждет мороженое. Он побежал к ней. Впереди его ждал долгий вечер, и было еще светло — и казалось, что ты выкрал у мира еще один целый день жизни…

И тут он споткнулся. Тэллоу прекрасно помнил, как это произошло. Он споткнулся на середине дороги и упал на грудь. Если бы он так не тянул шею от радости, что вот мама ждет и вечер в самом начале, он бы разодрал подброродок или выбил зубы. А так — упал на грудь, ладонями и коленями проехавшись по асфальту. Он взглянул на мать. А мать смотрела на поворачивающий прямо на него трейлер. «Фольксваген». Белый с голубым. Он мог бы показать точный оттенок голубого, если бы перед ним развернули палитру. Он даже различал ржавчину на фирменном значке «Фольксваген» на радиаторе машины. За рулем сидела грузная седоватая женщина со стрижкой бобриком. На ней был толстый зеленый свитер.