ее не представляет труда, поскольку рассказ об этом помещен в целом ряде летописей под 1374 г. Из него мы дополнительно узнаем, что соборная церковь в новой обители была завершена постройкой и освящена уже после возвращения Сергия в Троицу, видимо 9 декабря 1374 г. («Тъгда въ томъ месте создана бысть церковь въ имя пресвятыя Богородицы честнаго ея зачатия, уставиже ся таковыи праздникъ тои церькви праздновати месяца декабря въ 9 день, зачатие святыя Анны, егда зачатъ святую Богородицю».) Уточняется, что Афанасий стал игуменом «по прошению княжю и по благословению старчю (то есть Сергия. – Авт.)». Сообщаются также подробности о дальнейшей судьбе Афанасия: через несколько лет он оставил игуменство «и прииде въ Царьградъ и купи себе келию, дал адрафатъ и поживе въ молчании съ святыми старци и тако в старости глубоце пре-ставися».[580]

Поскольку в летописной статье 6882 (1374) г. рассказ о Высоцком монастыре помещен между 9 марта (поставление митрополитом Алексеем тверского епископа Евфимия и отъезд первого с патриаршим послом Киприаном в Переславль) и 17 сентября (смерть московского тысяцкого Василия Васильевича Вельяминова), становится понятным, что Сергий посетил Серпухов в этот временной интервал. Если же учесть, что после получения патриаршего послания Сергию пришлось осуществить переход своей обители на «общее житие», визит преподобного в Серпухов следует датировать ближе к концу лета 1374 г.

В литературе нет разногласий по поводу этой датировки, и все исследователи жизни Сергия Радонежского дружно относят основание Высоцкого монастыря к 1374 г.[581] Однако при этом они прошли мимо одной довольно примечательной детали – Афанасий стал игуменом Высоцкого монастыря «по благословению» Сергия. Между тем назначение настоятелей монастырей являлось прерогативой епископов или в данном случае митрополита, поскольку владения серпуховского князя входили в митрополичий диоцез. Вспомним, что после смерти игумена Митрофана Сергию, чтобы самому стать игуменом, пришлось в 1354 г. идти в Переславль к замещавшему тогда митрополита епископу Афанасию Волынскому. Поскольку подобные поставления обычно сопровождались денежными или иными подношениями (намек на это видим в словах Пахомия, что Сергий «възвратися с великою честию»[582]), церковные иерархи строго следили за установленным порядком. Но митрополит Алексей не заметил или просто сделал вид, что не заметил, нарушения своих прав. Что заставило его поступить подобным образом?

Косвенно на этот вопрос попытался ответить В. А. Кучкин. По его мнению, в 1373 г. после смерти вдовы Ивана Калиты Ульяны Радонеж перешел к князю Владимиру Андреевичу Серпуховскому. Отсюда исследователь делает вывод, «что изменение владельческого статуса Троицкого монастыря открыло перед его настоятелем дорогу к дворам значительно более могущественных правителей, чем вдовая княгиня Ульяна, – Владимира Андреевича и его старшего двоюродного брата великого князя московского и владимирского Дмитрия Ивановича».[583] Но еще в первой главе нашей книги было показано, что смерть Ульяны не имела отношения к Радонежу, которым Владимир Серпуховской владел с первого дня своего появления на свет. Следовательно, надо искать другую причину столь странного поведения митрополита Алексея и лиц его окружения, «не заметивших» столь явного нарушения своих прав при поставлении игумена Высоцкого монастыря.

Вопрос «снимается» сам собой, когда выясняется, что в момент основания Высоцкого монастыря Сергий рассматривался как будущий преемник митрополита Алексея.

1374 г. стал временем чрезвычайного роста авторитета и влияния троицкого игумена. Не обошел вниманием Сергия Радонежского и великий князь Дмитрий Московский, пригласивший осенью 1374 г. преподобного на княжеский съезд в Переславль-Залесский, где должны были пройти своего рода «смотрины» будущего митрополита. Вот как об этом сообщает Рогожский летописец: «Тое же осени въ Филипово говение месяца ноября въ 26 день на память святаго отца Алимпия Стлъпника и святого мученика Егориа князю великому Дмитрию Ивановичю родися сынъ князь Юрьи, въ граде Переяславле и крести его преподобныи игуменъ Сергии, святыи старець. И ту бяше князь великий Дмитрии Костянтинович Суждальскыи, тесть князя великаго, и съ своею братиею, и съ слугами. И беаше съездъ великъ в Переславли, отъвсюду съехашася князи и бояре, и бысть радость велика в граде в Переяславле и радовахуся о рожении отрочати».[584]

Летописец не указывает точной даты крещения сына великого князя, и поэтому Н. С. Борисов предположил: «Вероятно, князья съехались лишь к сороковому дню после рождения Юрия – обычному сроку крещения младенцев. Он приходился на 4 января 1375 г. Тогда же пришел в Переславль и радонежский игумен».[585] Но с этим выводом историка согласиться нельзя. Ранее мы уже говорили о том, что Б. М. Клоссом была составлена сводка соотношения дат рождений и крещений младенцев в княжеских семьях XIVXV вв. Из нее выясняется, что крещение младенца могло происходить как на 40-й день после рождения, так и в день его появления на свет. Сын великого князя был наречен Юрием в честь св. мученика Георгия, память которого пришлась на его день рождения, а следовательно, был крещен в тот же день, почти сразу после своего появления на свет. Этой же позиции придерживается и В. А. Кучкин.[586]

Как известно, и сейчас, при наличии соответствующей аппаратуры, трудно определить точный срок рождения ребенка. Что говорить о XIV в.! Между тем уже в момент рождения Юрия троицкий игумен оказался налицо при великом князе и смог в тот же день окрестить ребенка. Этот малопримечательный на первый взгляд факт доказывает, что Сергий Радонежский появился в Переславле еще до 26 ноября 1374 г. и находился при особе великого князя Дмитрия Ивановича, будучи вызванным на проходивший здесь княжеский съезд.

Очевидно, именно ко времени княжеского съезда в Переславле и следует отнести рассказ «Жития» о предложении митрополита Алексея Сергию занять после его смерти митрополичью кафедру. Согласно ему, митрополит Алексей, «видев же себе… от старости изнемогша», послал одного из своих бояр к троицкому игумену. Когда тот явился, митрополит велел принести наперсный крест, украшенный золотом и драгоценными камнями, и параманд. Один из бояр передал их Сергию, сказав, что это – дар Алексея. Сергий поблагодарил за подарок, но отказался его принять: «прости ми, владыко, ми бо от юности моеа не бых златоносець, ныне же на старость паче хотелъ бых в нищете пребывати и тако проходити убогое свое житие». Тем не менее Алексей настоял на своем и, сняв с Сергия его собственные крест и параманд, собственноручно заменил их новыми и более богатыми.

Затем, оставшись наедине с троицким игуменом, Алексей заговорил о том, что он уже стар и желал бы видеть своим преемником именно Сергия. Необходимым условием для этого являлось лишь принятие епископского сана: «Прежде убо епископьства саном почтенъ будеши, по моей же смерти и ты в место мое будеши».