Показательно также сообщение Жития, что, получив патриаршую грамоту и поминки, Сергий отправился с ними за советом к митрополиту Алексею. Если послание и дары Филофея были переданы Сергию через Алексея, то какой смысл было троицкому настоятелю показывать их митрополиту? Ясно, что грамота Филофея, крест, параманд и схима были посланы Сергию не в 1354 г., а позднее, в период второго патриаршества Филофея, то есть между октябрем 1364 г. и сентябрем 1376 г.»[540]

Эту точку зрения попытались оспорить авторы коллективной рецензии на работу Б. М. Клосса. По их мнению, грамоту от патриарха Сергий мог получить и после первого возвращения митрополита Алексея из Константинополя осенью 1354 г. В качестве довода они ссылаются на то, что Афанасий Волынский, которого Алексей оставил вместо себя, уже слышал о Сергии, когда тот пришел к нему: «Афанасий… преже бо бяше слышалъ яже о нем, начатъки добраго подвизания его, и церкви възгражения, и монастырю основаниа, и вся благоугодныа детели, яже къ братии любы с прилежаниемъ, и многыа добрыя детели».[541] Судя по тексту Епифания Премудрого, он также слышал от многих и о связанной с рождением Сергия семейной легенде, по которой еще прежде его появления на свет было чудесным образом возвещено, что он станет великим угодником Божьим и нарочитым служителем Святой Троицы. На основании этого авторы полагают, что и митрополит Алексей знал о Сергии ранее своей первой поездки в Константинополь.[542]

Однако авторы рецензии не обратили внимания на надпись на кресте XVII в., в который был вложен крест XIV в. Согласно надписи, он был прислан патриархом Филофеем в княжение великого князя Дмитрия Ивановича (на московском столе он утвердился после смерти своего отца Ивана Красного, последовавшей в 1359 г.), а следовательно, речь должна идти о времени второго патриаршества Филофея с 8 октября 1364 г. по сентябрь 1376 г. Добавим, что Епифаний, доведший биографию Сергия до 1363 г., также ничего не говорит об этом послании и переменах в монастырском уставе. С учетом упоминания «новых мучеников литовских» в надписи на патриаршем кресте время посещения Троицкого монастыря патриаршим посольством следует ограничить 1374–1376 гг.

Итак, послание Сергию было передано патриаршими послами в период второго патриаршества Филофея. Благодаря тому что сохранилась (хотя далеко не полно) переписка Константинополя и Москвы этого времени, мы имеем сведения о патриарших посольствах на Русь. Как указывает В. А. Кучкин, «источники отмечают несколько поездок в этот промежуток времени доверенных церковных лиц из Константинополя в Москву: в июле 1370 г., в августе 1371 г., начале 1374 г.», а также зимой 1376 г.[543] Однако мы уже установили выше, что посланцы Филофея могли посетить Радонеж только в течение 1374–1376 гг. Таким образом, первые две из предложенных В. А. Кучкиным дат получения Сергием патриаршего послания оказываются невозможными.[544] Следовательно, речь может идти об одном из двух последующих посольств – в начале 1374 г. или зимой 1376 г.

Из оставшихся двух наиболее вероятной для присылки креста и грамоты В. А. Кучкину кажется последняя поездка. О ней под 1376 г. сообщает Рогожский летописец: «Тое же зимы приехаша из Царягорода отъ патриарха Филофиа некотораа два протодиакона, сановника суща, единъ ею именемь Георгии, а другыи Иванъ, къ Алексию митрополиту всеа Руси».[545]

Как видим, летопись не дает точной даты прибытия патриарших послов на Русь. Однако в литературе были сделаны попытки определить ее. Так, Г. М. Прохоров относит приезд посланцев патриарха Филофея в Москву к марту 1376 г.,[546] основываясь на том, что это сообщение предваряет известие о приходе из Константинополя в Киев Ки-приана.[547] Известно, что последний прибыл туда 9 июня 1376 г.[548] Эту датировку попытался оспорить В. А. Кучкин. Он обратил внимание, что статью 6884 г. Рогожского летописца, где помещено сообщение о прибытии патриарших послов в Москву, предваряет известие о возвращении новгородского архиепископа Алексея в Новгород. Это произошло в пятницу 17 октября, что указывает на 17 октября 1376 г. После же сообщения о послах следующая точная дата встречается в известии, где говорится о походе московской и суздальской рати на Булгар, осада которого началась в понедельник 16 марта, что приходится уже на 1377 г.[549] На этом основании он делает вывод, что «приезд патриарших послов должен датироваться, скорее всего, январем—февралем 1377 г.»[550] Однако исследователь не учел особенностей Рогожского летописца. Известно, что после татарского разгрома Твери в 1327 г. тверское летописание надолго прекращается и возобновляется лишь через несколько десятилетий. При этом тверской летописец, восстанавливая события пропущенных годов, зачастую ошибался, что видно на указанном примере – в летописную статью 6884 (1375/76) г. он внес известие, относящееся к марту 1377 г.

Окончательно же в ошибочности датировки, предложенной В. А. Кучкиным, убеждает тот факт, что в сентябре 1376 г. патриарх Филофей был свергнут с патриаршего престола, заточен в монастырь, а на его место возведен Макарий.[551] Предположить, что митрополит Алексей посоветовал Сергию принять дары от опального патриарха спустя почти полгода после его низложения, было бы весьма смело.[552] Таким образом, данная поездка патриарших послов должна датироваться, как и предположил Г. М. Прохоров, началом 1376 г.

Но имела ли она отношение к Сергию? В составе двух кормчих XV в. до нас дошло послание константинопольского патриарха к русскому игумену об иноческой жизни.[553] В нем нет указаний ни на адресата, ни на отправителя. Тем не менее уже у первых публикаторов этого документа не вызывало сомнения, что данное послание было адресовано Сергию Радонежскому. Ошиблись они лишь в имени отправителя, полагая, что им являлся патриарх Нил (1380–1388).[554] Но из «Жития» Сергия известно, что преподобный получил грамоту лишь от патриарха Филофея, следовательно, именно последний и являлся ее отправителем. Благодаря этому мы можем судить о патриаршей грамоте не только по пересказу «Жития» Сергия, но и непосредственно из копии с нее.

Сохранившийся текст этого послания представляет оригинал в неполном виде: при переписке оставлена, очевидно, только центральная часть, а имена опущены, что позволяло расценивать его как обращение к любому христианину. Вероятно, еще при жизни Сергия послание константинопольского патриарха к игумену небольшого русского монастыря воспринималось не как частное письмо, а как сочинение, которое можно было использовать в церковной полемике, при подготовке проповедей и т. д., что давало право на его переписку и распространение.

Несмотря на то что позднейшие переписчики послания постарались обезличить его и тщательно удалить имеющиеся в нем имена, одно из них все же осталось, и из текста становится понятно, от кого патриарх получил сведения о Сергии: «възлюбленый сынъ нашего смирениа (то есть патриарха. – Авт.) диаконъ Георгий