«Августин, Августин, ах, мой милый Августин, все пройдет,все…»

– Чегой-то? – удивился мент и уставился на тротуар.

Я стукнула ступней еще раз. Но музыка зазвучала толькогромче.

– Где играет? – изумлялся патрульный.

Я принялась с яростью долбить подметкой о бордюр.

– Кроссовки музыкальные.

Слава богу, заунывная мелодия стихла.

– Во, прикол, – восхитился милиционер, – у меня жена о такихмечтает, но… не по карману, почти семь тысяч стоят!

– А какой у нее размер?

– Тридцать девятый.

Я протянула парню коробку.

– На, подарок супруге, там точь-в-точь такие, но имей ввиду, они заедают.

– Ты че, – попятился мент, – не, не возьму!

– Бери, даром достались!

– Украла?

Я вздохнула и сказала:

– Давай сядем в твою машину, я все объясню.

Спустя десять минут страшно довольный инспектор спряталкоробку в багажник и спросил:

– Ты никак в больницу шла?

– Да.

– Вот и ступай себе.

– А машина?

– Не переживай. Меня поставили тебя ждать, никуда не денусь,выйдешь, а я тут, на горке кукую. Иди-иди, помозгую пока, как тебя отмазать. Нуспасибо за кроссовки! Теперь Ленка меня точно в выходной на рыбалку отпустит.Шлепай себе, не расстраивайся!

Очень осторожно, стараясь не споткнуться, я добралась доклиники, поднялась на нужный этаж, вышла из лифта и тут же налетела на доктора,который курил на лестнице.

– Простите, – заорала я, – девочка, Елизавета Кутепова, нута, которая упала из окна, у нее какая группа крови? Четвертая с отрицательнымрезусом? Вы не ошиблись? Может, первая?

Еще утром приветливый, врач мрачно ответил:

– Нет, конечно. Если я спутаю группу крови, меня можно подсуд отдать. Четвертая, резус отрицательный, только причина смерти не в том, чтодевочке сделали переливание крови…

Я попятилась.

– Чьей смерти?

Доктор раздавил окурок в железной банке из-под «Нескафе»,служащей тут пепельницей.

– Извините, я думал, вам уже сообщили. Лиза скончалась.

– Как?! Почему? Вы же говорили, опасности для жизни нет…

– Ошибся, – зло ответил хирург, отводя глаза, – результатывскрытия узнаете во вторник.

– Но сегодня среда! Неужели потребуется так много времени?

– Да, – рявкнул врач, – да! Именно столько, до вторника. Унас патологоанатом уволился, а новый придет только в начале следующей недели!

– А похороны?

– Вы Кутеповой кто? Близкая родственница?

– Нет, просто знакомая.

– Тогда и разговаривать нечего, – схамил хирург и собралсяуходить.

– Постойте, где Саша, мать Лизы?

– На третьем, в терапии, плохо ей, – буркнул врач и убежал.

Я спустилась вниз и отыскала палату, куда поместили Сашу.Она неожиданно оказалась двухместной, но на второй койке не было ни постельногобелья, ни подушки с одеялом.

Сашенька лежала лицом к стене. Я села на край кровати иположила руку ей на плечо. Она вздрогнула и повернулась ко мне.

– Они ошиблись, да? Лизочка жива, да? Ты пришла это сказать?

В ее глазах заплескалась безумная надежда. Железная рукасжала мне горло, не в силах вымолвить ни звука, я покачала головой. ВнезапноСаша села и схватила меня за плечо.

– Это расплата! Всю жизнь я ждала, что господь накажет,отнимет самое дорогое… Лизочка…

Из глаз Саши покатились крупные слезы, она поднесла руку квиску и прошептала:

– Сильно голова кружится… земля ходуном ходит…

Я испугалась и побежала за врачом, который незамедлительнопоставил диагноз: приступ мерцательной аритмии.

– Вы ее сегодня выпишете? – осторожно спросила я, когдадоктор вышел в коридор.

– Нет, конечно, – довольно сердито ответил он, – разве можнов таком состоянии отпустить. Минимум – неделю пролежит.

Я приоткрыла дверь палаты, увидела, что Сашенька уснула, иушла.

Домой предстояло возвращаться на перекладных. Сначала япыталась поймать машину. Иринины «Жигули», въехав в «Мерседес», тихоскончались, пришлось оплачивать услуги эвакуатора, который потащил руины насвалку. Благодарный за кроссовки гаишник ловко уладил дело, и никакихразговоров с хозяином «мерса» мне вести не пришлось. Правда, я все жепотребовала координаты мужика. В конце концов, он-то не виноват, что уИришкиной развалюхи не работает ручник. Ладно, вечером позвоню «малиновомупиджаку» и улажу дело. Платит тот, кто «автор» безобразия.

Очевидно, автолюбители в массовом порядке не имели никакогопонятия о качественной женской одежде, потому что, увидев даму, стоящую наобочине с поднятой рукой, люди притормаживали, окидывали меня быстрым взглядоми уезжали. Скорей всего эксклюзивное летнее платьице казалось им похожим надешевенький ситцевый сарафанчик, купленный на площади Киевского вокзала уговорливой украинки, а невозможные кроссовки намекали на явное сумасшествиеособы, нацепившей на ноги несуразную обувку.

Потеряв всякую надежду поймать машину, я помчалась к метро,но сначала потребовалось влезть в автобус, потому что ближайшая станцияоказалась очень далеко. Трясясь в переполненном, жарком ящике на четырехколесах, я мрачно смотрела в окно.

Наконец отвратительно воняющий автобус доставил меня доздания, на котором виднелась гигантская буква М. Я выкарабкалась наружу и,неожиданно почувствовав острую боль в лодыжках, уже собралась спуститься вниз,как на глаза попался плакат «Лучшие автомобили – по лучшей цене». Я замерла.Так, до Ложкина метро не ходит, следовательно, добравшись до шоссе, мнепридется вновь устраиваться на обочине и махать руками… Это с одной стороны, сдругой – как ни крути, Иркины «Жигули» вконец разбила я. Конечно, они былисовсем старые, дышали на ладан, но ведь ездили, и весьма бойко. Следовательно…

Я развернулась и пошла в направлении, которое указывалажирная, ярко-красная стрелка.