в Германии. Всю весну Столыпин вынужден был провести в Ливадии, вдали от придворных и думских страстей. А когда он вернулся после вынужденного отпуска в столицу, то с удивлением обнаружил, что в Петербурге только и разговоров об очередном увлечении государыни – некоем юродивом мужике из захолустного тобольского села Покровское по имени Григорий Распутин, которого теперь приказано было именовать по фамилии Новых, для благозвучия. Собственно, ничего особо примечательного в этом не было. Императрица, помешанная на мистике, часто увлекалась полусумасшедшими медиумами, в подавляющем большинстве шарлатанами, которые, как ей казалось, «вещают истину» и предостерегают царскую семью от возможных несчастий. К тому же царственная Аликс крайне комплексовала, что после стольких лет брака не может подарить империи наследника – гессенка пока рожала только дочерей.

В Царском Селе побывали богомолка Дарья Осиповна, странник Антоний, ворожея Матрена-босоножка, юродивый Митька Козельский (он же Дмитрий Ознобишин, Гугнивый), лионский колбасник и фельдшер Филипп («наш друг Филипп подарил мне образ с колокольчиком, который предупреждает меня о близости недобрых людей, мешает подойти ко мне поближе», – писала супругу императрица), французский оккультист и маг, «епископ Гностической церкви» Папюс (он же врач Сорбонны Жерар Анкосс), австриец Шенк и др. Все сплошь «святые» и «чудотворцы», но Распутин…

Начальник Петербургского охранного отделения полковник Герасимов узнал от дворцового коменданта генерал-адъютанта Владимира Дедюлина, что на квартире фрейлины императрицы Анны Вырубовой в Царском Селе очередной «чудотворец» представлен супруге царя. Сам Дедюлин его охарактеризовал так: «Это умный, но лукавый и лживый мужик, обладающий к тому же некоторой долей гипнотизма, которой он и пользуется». Время было неспокойное (недавно террористы застрелили экзарха Грузии архиепископа Никона), мало ли, что за «святой» пожаловал в столицу. Вдруг из эсеров? Герасимов взнуздал агентуру и выяснил, что Распутин лишь недавно стал «святым». До этого он более был известен как вор, конокрад, завсегдатай публичных домов и трактиров. Однако в столице он появился несколько лет назад в качестве «старца» и аскета, чем снискал расположение инспектора Духовной академии архимандрита Феофана, ректора Сергия и саратовского епископа Гермогена (тот самый, старый знакомый Столыпина).

Именно высшее духовенство разглядело в Распутине «божественную искру» и протолкнуло его ко двору. Небескорыстно, конечно, преследовали собственные цели святые отцы. Как раз в обществе заговорили о предстоящем восстановлении патриаршества в России, упраздненного Петром I. Для этого уже в 1906 году начало действовать Предсоборное Присутствие, которое призвано было готовить Всероссийский поместный собор, избирающий патриарха. А кого именно, это уже во многом зависело бы от очередного «старца», который в данный момент юродствует в Царском Селе.

Как рассказывал в своих показания Чрезвычайной следственной комиссии в 1917 году тибетский доктор Жамсаран Бадмаев: «Как-то я был у Гермогена и увидел, что Митя (Козельский. – К. С.) стал выделывать руками какие-то выкрутасы. Гермоген улыбался. Я спросил, что это значит. Кто-то из присутствующих сказал: „Это он видит на голове Гермогена патриаршую митру“». Кстати, именно преосвященный Гермоген в 1899 году за вольнодумство изгнал из Тифлисской духовной семинарии Иосифа Джугашвили.

Следует заметить, что История не оставит без внимания пожелания первых «распутинцев» – в 1942 году «изгнанник» Иосиф Сталин-Джугашвили восстановит справедливость и сделает ректора Сергия первым патриархом на возрожденном большевиками святом престоле.

Первоначально Распутин не произвел особого впечатления на высочайшую семью, пока, обладая хорошо подвешенным языком, не проявил свои способности успокаивать наследника Алексея байками и народными прибаутками, на которые был большой мастак, и останавливать ему кровотечение (у мальчика была гемофилия – несворачиваемость крови, наследственное заболевание Гессенской династии, к которой принадлежала Александра Федоровна). Вот тогда-то императрица «прозрела» и увидела в буйном сибирском мужике настоящего мессию и спасителя династии, общающегося по одному ему известным каналам с самим Всевышним. Распутина приблизили ко двору, сделали его «нашим Другом» (до него это звание гордо носил Филипп) и «возжигателем царских лампад» (специально для него изобрели придворную должность). А он, не будь дурак, сразу же смекнул свою роль в этом спектакле и объявил венценосцам, что «моя смерть будет вашей смертью». Можно себе представить, какое ошеломляющее впечатление подобное заявление произвело на мистиков в короне. В первую очередь на императрицу, видевшую в нем чуть ли не полубога. Да и сам самодержец всерьез увлекся «старцем». Как писал он в своем дневнике: «Снова собрались всемером с нашим Другом… И все бы слушать и слушать его без конца… всякое от него слово для меня радость, при нем оживаю душой». И это тогда, когда министры неделями ожидали аудиенции, а сам премьер вынужден был ради беседы и решения срочных государственных вопросов несколько дней трястись в вагоне по пути в Крым.

Столыпин был крайне смущен, когда узнал о столь оригинальном новоселе при дворе. Для убежденного монархиста фигура пусть даже такого «помазанника божьего» была все же достаточно харизматической. А тут сивый лапотник привидением бродит по царской опочивальне, изрекая одному ему понятные нечленораздельные метафоры, вызывающие детский восторг у почитателей. И особенно почитательниц. У царской семьи был период серьезного влияния вдовствующей императрицы Марии Федоровны, период «черногорок» (Станы и Милицы), период иностранных медиумов. Однако ранее столь интимных друзей у царствующих Романовых еще не появлялось.

«Новая игрушка» встревожила премьера всерьез. Слишком уж большое влияние Распутин начал распространять вокруг себя и слишком много людей начали искать его знакомства (в его многочисленных питерских квартирах в разное время видели Ивана Горемыкина, которого «старец» величал Глухарь, Александра Трепова, Бориса Штюрмера – Тюря и Старикашка (оба будущие премьеры), министров Александра Хвостова и Александра Протопопова, экс-министра в правительстве Столыпина Петра Шванебаха, Владимира Воейкова – Вивейка (дворцовый комендант), архиепископа Варнаву – Мотылек, Степана Белецкого (шеф Департамента полиции), князя Феликса Юсупова и др.). Более того, к «старцу Григорию» пожаловала Матильда Лисаневич, по мужу Витте. Отставленный Сергей Юльевич через супругу пытался установить связь с этим влиятельным варнаком для того, чтобы хотя бы таким способом вернуться к власти.

Видя все это, в приватной беседе Столыпин заметил, что «с Распутиным нам придется изрядно повозиться». Как вспоминала Мария Бок, «в этом смысле я и навела раз разговор на эту тему. Услышав имя Распутина, мой отец болезненно сморщился и сказал с глубокой печалью в голосе: „Ничего сделать нельзя. Я каждый раз, как к этому представляется случай, предостерегаю государя. Но вот что он мне недавно ответил: „Я с вами согласен, Петр Аркадьевич, но пусть будет лучше десять Распутиных, чем одна истерика императрицы“».

То есть одна истерика супруги стоила покоя целой империи. Можно себе представить, что закатывала «гессенская муха» своему венценосному мужу, если тот согласился на присутствие в святая святых державы проходимца, который со