за собой мучительное похмелье. Таким образом, мудрец будет в первую очередь избегать боли (что уже есть наслаждение само по себе), а не стремиться к получению какой-либо особой радости.

Жажда власти, славы или наживы нехороши, поскольку заставляют человека метаться и волноваться, предпринимать опасные и рискованные действия, тогда как можно было бы просто оставаться в состоянии спокойного умиротворения. Всякую форму общественной жизни, любую политическую деятельность Эпикур считал вредной, ведь они вызывают волнения и пополняют число врагов. Истинная мудрость заключается в том, чтобы оставаться незаметным. Неудивительно поэтому, что жизнь самих эпикурейцев была проста и скромна, а пища состояла в основном из хлеба и воды, с прибавкой сыра по праздникам, что считалось вполне приемлемым. Тем более что община во многом существовала на добровольные пожертвования.

Разумеется, половая любовь, как одно из самых страстных наслаждений, попадала под запрет. Брак также считался лишним поступком. При этом сам Эпикур очень любил детей и поддерживал с ними сердечную дружбу, очевидно, надеясь в глубине души, что не все последуют его совету о безбрачии. И в самом деле, римский поэт Лукреций, придерживающийся эпикурейских взглядов, не видел проблемы в том, чтобы спать с женщинами, если это не сопровождается страстью.

Нужно быть сытым, немного выпивать для хорошего настроения, наслаждаться компанией хороших друзей и размышлять о прекрасном. Одновременно следует не допускать несварений и похмелья, риска и страстей, всяких обязательств и опасностей, связанных с политикой или созданием семьи. Такая мораль многим современникам казалась свинской, однако Эпикур всегда был искренен и высоко ценил своих друзей независимо от того, что мог от них получить. В целом его поступки были совсем не такими эгоистичными, как им же проповедуемое учение. Мы видим болезненного человека, желающего отгородиться в своем саду от остального мира.

Но если эгоизм являлся спасением от невзгод этого мира, то для преодоления страха перед потусторонними силами Эпикуру потребовалось совсем иное средство. Различные верования убеждали людей, что мертвые несчастны, а вероятность сверхъестественного вмешательства вселяла ужас в каждого. Требовалась метафизика, которая помогла бы избавиться от всяческих суеверий, и здесь как нельзя лучше подошли материализм и убежденность в том, что лишь чувства дают нам знания об окружающих вещах. Эпикур взял у Демокрита учение о том, что мир состоит из отдельных частиц, но не смог, да и не захотел, в полной мере перенять всю математическую и физическую глубину атомизма. Эпикур лишь отвергнул концепцию законов природы, которую греки понимали еще во многом религиозно, а вместо этого ввел для каждого атома нечто вроде свободной воли, позволяющей ему иногда отклоняться от прямого пути. В остальном отличий от Демокрита было немного.

Душа полагалась также созданной из атомов и распадающейся после смерти, откуда следовало, что никакого загробного существования просто не может быть. При этом Эпикур соглашался верить в богов, но полагал их абсолютными гедонистами, которые не утруждают себя делами смертных и ведут полную блаженства безмятежную жизнь.

Наука интересовала Эпикура не как инструмент поиска истины, а лишь как инструмент борьбы с суевериями. Не так важно, как именно объяснять фазы Луны, лишь бы для этого не требовалось привлекать высшие силы. Искать же по-настоящему верное объяснение вовсе необязательно, поскольку это потребует лишних волнений и едва ли принесет спокойствие и счастье. Несложно понять, что эпикурейцы, как единственные последовательные материалисты эллинистического мира, никак не поспособствовали развитию естествознания. Оставаясь ограниченными догматиками, они не смогли стать серьезным барьером против растущей приверженности язычников к астрологии, всякого толка магии и прорицаниям.

Тем не менее, страх смерти столь сильно укоренен в человеческом естестве, что на большинство людей не могли подействовать никакие атомистические аргументы. Лишь среди свободомыслящих образованных греков и римлян, и то далеко не всех, взгляды Эпикура оказались достаточно распространены. Лукреций, живший в одно время с Юлием Цезарем, придал им стройную поэтическую форму в своей поэме «О природе вещей», однако наступивший вскоре закат Республики привел к существенным изменениям в убеждениях людей, отчего эта поэма вскоре оказалась непопулярной. Лишь один ее манускрипт чудом пережил средние века, чтобы в эпоху Возрождения получить признание философов и дать мощнейший толчок к развитию материализма. Но пока, во времена после Августа, призыв Эпикура чаще всего отвергался в пользу стоицизма.

Возникший одновременно с эпикурейством (в начале III века до нашей эры) стоицизм отличался меньшим постоянством доктрины, и потому — оказался популярнее. Основатель этого учения Зенон Китийский придерживался материалистических взглядов, но с течением веков его последователи постепенно отходили в сторону платонизма, так что ко времени императора-стоика Марка Аврелия (вторая половина II века нашей эры) влияние материализма почти не ощущалось.

Зато почти не изменилась этическая сторона стоицизма, более того постепенно именно она стала восприниматься как основа всего учения. Главным моральным (и почти божественным) авторитетом стоицизма являлся Сократ, его жизнь и привычки: приверженность простоте, спокойное поведение во время суда, отказ от бегства — все это провозглашалось идеалом, к которому следует стремиться каждому. Однако наличие грека в качестве центральной фигуры учения вовсе не делало стоицизм греческим учением.

С самого начала большинство стоиков было сирийцами, а позднее — римлянами. Сам Зенон родился на Кипре, но был финикийцем, а в Афины попал по деловым и торговым вопросам. Оказавшись там, он захотел изучить греческую философию, более всего увлекшись школой киников, но добавив к их учению всего понемногу, не стесняясь прямых заимствований, особенно у Академии. При этом Зенон и его последователи не углублялись в излишние философские тонкости: наибольшее значение придавалось добродетели, а остальные знания имели смысл лишь только, если способствовали ей. Изощренной метафизике других школ противопоставлялся здравый смысл, убежденность в существовании реального мира, а также уверенность, что наши органы чувств дают нам верную информацию. Для большинства обычных людей это звучало вполне убедительно.

Можно сказать, что для эллинизации варваров пришлось выкинуть из греческой культуры все сложное и лишнее, сконструировав неглубокую и эмоционально узкую философию, содержащую элементы религиозного учения, в котором так нуждалось раздираемое нестабильностью Средиземноморье. Многие наследники Александра считали себя стоиками, а во времена Римской империи стоицизм надолго стал фактически религией для простого народа.

Центральной доктриной школы стоиков была уверенность в том, что случайности не существует, а все события строго определены законами природы. Всё возникло из огня и когда-нибудь вновь сгинет в космическом пожаре, после которого цикл творения повторится снова и снова. Всякое явление в этом процессе до мельчайших подробностей запланировано и предопределено благим Законодателем для достижения высших целей естественным образом. Каждая вещь является частью единой Природы, а Бог есть душа