на покровительство мудрецам и поэтам. До времен падения Рима александрийские математики и астрономы не знали себе равных: именно там работали Евклид, Эратосфен, Герон, Клавдий Птолемей (никак не связанный с царствующей династией), а также многие другие ученые, которые ничуть не уступали талантами своим греческим предшественникам.

Если Афины продолжали прочно удерживать статус культурного центра Греции, где по-прежнему блистали философские и гуманитарные школы, то сицилийский астроном и математики Фидий едва ли колебался, решая, куда отправить на обучение своего талантливого сына Архимеда — конечно же, в Александрию. Подобная поездка, несомненно, была связана с колоссальными расходами, однако делу тут помогло то, что Гиерон, родственник Фидия, сумел добиться почти неограниченной власти в Сиракузах и потому имел возможность оказывать щедрую помощь своим близким.

Люди, у которых хотел набраться мудрости Архимед, работали под сенью Александрийского Музея (Мусейона) — специального государственного учреждения, где на полном обеспечении жили приглашенные царем знаменитые ученые, получающие всё необходимое непосредственно из государственной казны. Юридически это было оформлено как религиозное (жреческое) сообщество при храме Муз (грекам не составило труда отождествить своих богов с египетскими). Членам этого своеобразного коллектива жрецов предоставлялось не только достойное жилье и прекрасная еда, но также и средства на инструменты, эксперименты или экспедиции. Научная и литературная работа фактически являлась обрядом поклонения музам. Первым руководителем Музея стал выпускник Ликея по имени Деметрий Фалерский, примечательный кроме прочего еще и тем, что десять лет правил Афинами от имени македонского царя.

Изначально Птолемей I задумывал Музей, как место для изучения литературы и языков, что вполне логично для святилища муз. Однако после восшествия на престол Птолемея II, воспитателем которого являлся будущий глава Ликея Стратон из Лампсака по прозвищу «Физик», муза астрономии Урания засияла в Александрии ярче своих сестер. Множество ученых занялись изучением отдельных явлений из области математики, оптики, гидростатики, музыки, медицины, географии и, конечно же, астрономии, хотя знатоки литературы и лингвисты также продолжили свои изыскания.

Врачи, инженеры, историки, поэты и музыканты не только повышали престиж государства, но и напрямую обслуживали потребности двора в развлечениях и научной экспертиза, а также отвечали за воспитание наследников. Конечно же, исследовательская работа не могла вестись без книг, а потому при Музее была собрана лучшая библиотека во всем Средиземноморье. Компетентные специалисты занимались покупкой, обменом и переписыванием всех доступных греческих текстов, которые тщательно выправлялись, исследовались и комментировались. Даже поэмы Гомера подвергались серьезной литературной критике (во второй по значимости библиотеке эллинистического мира — Пергамской — за подобную дерзость могли казнить). Александрийские ученые смело выдвигали новые идеи в медицине, физике и астрономии, но все же расцвет наук являлся односторонним.

Вместе с классической эпохой завершилась и активная борьба социальных групп, использующих науку для обоснования собственных притязаний, а потому вынужденных развивать и защищать свою точку зрения в условиях самой смелой и жесткой критики. Теперь же вся интеллектуальная деятельность перешла под покровительство царей, и свободомыслие оказалось недопустимым. Атомистам и эпикурейцам путь в Александрию был заказан. Все приглашенные в Музей ученые строго придерживались взглядов платоновской академии либо же учения стоицизма, причем даже последние никогда не касались материалистических вопросов. Если кто-либо все же брал какие-то отдельные тезисы Демокрита, то всегда делал это без упоминания источника и старался всячески приспособить их к позициям идеалистической философии.

Несомненно, в Александрийской библиотеке должны были иметься все или почти все сочинения Демокрита, но, похоже, что их никто не читал. В самом деле, открытые атомистами приемы интегрирования были совершенно неизвестны математикам Музея, и даже Архимед обучился им уже после возвращения на Сицилию. При этом едва ли какие-то тексты прятались или запрещались, ведь в этом не было никакой нужды: специально отобранные ученые образовывали вполне конкретную интеллектуальную среду, которая не воспринимала «неудобные» идеи, но зато всегда стремилась угодить чаяниям своих покровителей.

Некоторых особо выдающихся философов Птолемеи приглашали лично, но что касается остальных, то они зачастую добивались покровительства, сочиняя напыщенные вирши, прославляющие правителей Египта. Те, кому улыбалась удача обратить на себя внимание, перебирались в Музей и продолжали изливать неприкрытую лесть, сравнивая царскую семью с олимпийскими богами. Создаваемые в итоге стихи были стилистически безупречными, изысканными и наполненными множеством аллюзий, однако всю александрийскую поэзию нельзя назвать иначе, чем вырождающейся. Мы не встретим там даже попытки затронуть острые политические либо социальные вопросы. Основной литературный спор в Музее шёл о том, в какой форме лучше всего славословить царю — писать в его честь длинные эпические поэмы или же сочинять небольшие яркие вещицы.

Существенно лучше обстояли дела с астрономией, математикой и механикой, которые были важны для военного дела, логистики, торговли и мореходства. Здесь достижения александрийских ученых оказались весьма значительными, однако даже эти науки не могли существовать вне удушающей атмосферы раболепства и дворцовых интриг. Так, например, когда Птолемей III Эвергет отправился в военный поход, его прекрасная супруга Вероника пожертвовала свои роскошные волосы в храм Артемиды, дабы богиня защитила египетского царя в битве с сирийцами. Невредимый Эвергет действительно вернулся с победой, но волосы царицы каким-то таинственным образом исчезли из храма. Чтобы избежать скандала и жестокого наказания жрец-астроном Конон объявил, что богиня приняла жертву и теперь волосы Вероники находятся на небесах в виде недавно открытого им нового созвездия. Придворный поэт Каллимах сразу же написал стихотворение, воспевающее это удивительное событие.

Борьба Карфагена и Рима за Сицилию

Завоевания Александра не коснулись западной части Средиземноморья, поэтому к началу III века до нашей эры наибольшее влияние там имели два могущественных города-государства: финикийский Карфаген и греческие Сиракузы. Оба они вели непрерывную борьбу друг с другом до тех пор, пока в дело не захотел вмешаться Рим.

В это время Сиракузами правил родственник Архимеда Гиерон, сделавший военную карьеру под началом Пирра — царя Эпира и Македонии, — которого сицилийцы пригласили для войны с Карфагеном. Когда Пирр покинул Сиракузы, Гиерон со своим войском захватил власть в родном городе и стал его единоличным правителем. Завершив с относительным успехом конфликт с карфагенянами, он решил расширить свои сицилийские владения, но в дело вмешались римляне, разбили все противостоящие им войска и осадили Сиракузы. Сицилийцам пришлось уступить части земель, выплатить контрибуцию зерном и серебром, а также заключить союзный договор с Римом.

Следующие двадцать лет на территории Сицилии шла Первая Пуническая война, и Гиерон оставался верным союзником римлян, предоставляя им помощь кораблями и войсками. Более того, даже во время Второй Пунической войны, когда Ганнибал наносил римлянам сокрушительные поражения, Сиракузы посылали в Рим пшеницу, ячмень, золото и солдат. Такая последовательность